— На самом деле я хотел узнать про амир.
Я не отрывал глаз от сцены, разворачивающейся у ног Куклы. На сцене появилась вторая марионетка, девушка в крестьянском платье. Она подошла к тейлинцу и протянула руку, словно хотела дать ему что-то. Или нет, она о чем-то его спросила. Тейлинец повернулся к ней спиной. Она робко коснулась его локтя. Он надменно шагнул прочь.
— Я хотел знать, кто же все-таки их распустил. Император Нальто или церковь.
— А ты все смотришь, — укорил он меня, но уже мягче, чем прежде. — Тебе бы стоило погоняться за ветром, а то ты слишком серьезен. Это не доведет до добра.
Тейлинец внезапно обернулся к девушке и, дрожа от ярости, погрозил ей книгой. Девушка испуганно отступила назад и рухнула на колени.
— Церковь, конечно. Они бы подчинились только указу самого понтифика.
Тейлинец ударил девушку книгой. Раз, два, повалил ее на землю, и она осталась лежать пугающе неподвижно.
— Нальто не мог бы приказать им даже перейти через улицу.
Тут внимание Куклы привлекло чуть заметное движение.
— О господи! — воскликнул он, кивая в сторону Вилема. — Увидьте, что я вижу! Голова слегка склонена. Зубы стиснуты, но взгляд блуждает, раздражение направлено на себя. Будь я из тех, кто судит по внешнему виду, я бы сказал, что Вилем только что проиграл пари! Разве ты не знаешь, что церковь косо смотрит на азартные игры?
Священник, стоявший у ног Куклы, взмахнул книгой и погрозил ею Вилему.
Тейлинец сложил руки и отвернулся от поверженной женщины. Он величественно сделал пару шагов в сторону и склонил голову как бы в молитве.
Я наконец заставил себя оторвать взгляд от этой сцены и посмотрел на хозяина комнаты.
— Кукла, — спросил я, — а ты читал «Свет истории» Фелтеми Рейса?
Я заметил, что Симмон встревоженно покосился на Вилема, но Кукла не нашел в этом вопросе ничего странного. Тейлинец у его ног выпрямился и принялся подпрыгивать и приплясывать.
— Читал.
— А почему у Рейса сказано, что «Альпура пролиция амир» — шестьдесят третий указ императора Нальто?
— Не мог Рейс такого сказать, — ответил Кукла, не отрывая взгляда от марионетки у своих ног. — Это полная ерунда.
— Но мы нашли экземпляр «Света», в котором сказано именно это!
Кукла пожал плечами, глядя на тейлинца, пляшущего у него под ногами.
— Возможно, это ошибка переписчика, — предположил Вилем. — А потом, смотря какое это было издание — возможно, это изменение внесла сама церковь. Император Нальто — излюбленный мальчик для битья у всех историков. Быть может, церковь пыталась дистанцироваться от амир. Под конец своего существования они творили ужасные дела.
— Неглупо, неглупо, — сказал Кукла. Тейлинец у его ног отвесил Вилему торжественный поклон.
Меня внезапно осенило.
— Кукла, — спросил я, — а ты знаешь, что находится за запертой дверью этажом выше? Такой большой каменной дверью?
Тейлинец прекратил приплясывать, Кукла поднял глаза. Он устремил на меня долгий суровый взгляд. Глаза у него были ясные и серьезные.
— Думаю, что дверь с четырьмя пластинками студентов не касается. А ты как думаешь?
Я почувствовал, что краснею.
— Да, сударь…
И я потупился.
Напряженный момент нарушил далекий звон часового колокола. Симмон выругался сквозь зубы.
— Ой, я опаздываю! — сказал он. — Извини, Кукла, мне пора!
Кукла встал и повесил священника на стену.
— Да и мне все равно пора браться за чтение, — сказал он, подошел к мягкому креслу, сел и открыл книгу. — Приводите этого как-нибудь еще, — он, не поднимая глаз, указал в мою сторону. — Мне еще надо будет над ним поработать.
ГЛАВА 41
БЛАГАЯ ЦЕЛЬ
Я взглянул на Симмона и шепнул:
— Иваре эн им эуге!
Сим тяжко вздохнул.
— Тебе же вроде полагается заниматься физиогномикой!
Миновал уже целый оборот с тех пор, как мы подпалили номер Амброза, и зима наконец показала зубы. Университет замело сугробами глубиной по колено. И как всегда, когда погода портилась, архивы под завязку были наполнены прилежными студентами.
Поскольку все читальные норки оказались заняты, нам с Симом пришлось пойти читать в «книги». Высокий сводчатый зал без окон был заполнен наполовину, но тут все равно царила тишина, точно в склепе. Черные каменные стены и беззвучный шепот студентов наводили легкую жуть: сразу делалось ясно, отчего студенты зовут это место «могилой».
— А я и занимаюсь физиогномикой! — вполголоса возразил я. — Я смотрел схемы Гибеи. Смотри, чего я нашел!
Я показал ему книгу.
— Схемы Гибеи? — переспросил Симмон испуганным шепотом. — Клянусь, ты только затем и занимаешься вместе со мной, чтобы мне мешать!
Он отвернулся от книги, которую я ему показывал.
— Да там нет ничего такого ужасного! — возразил я. — Просто… вот! Смотри, чего тут написано!
Симмон отпихнул книгу. Я вскипел.
— Осторожней! — прошипел я. — Это оригинальная рукопись! Я ее нашел за другими книгами, в мертвых каталогах! Лоррен мне пальцы отрубит, если с ней что случится!
Сим шарахнулся от книжки, как от каленого железа.
— Оригинальная рукопись?! Тейлу милосердный, да она небось на человеческой коже написана! Убери эту пакость!
Я уже хотел было пошутить, что на человеческой коже чернила не держатся, но увидел глаза Сима и передумал. Однако, должно быть, мое лицо меня выдало.
— Извращенец! — бросил он почти в полный голос. — Матерь Божия, неужто ты не знаешь, что он резал людей живьем, чтобы посмотреть, как работают их внутренние органы? Не желаю смотреть ни на что, имеющее отношение к этому чудовищу!
Я положил книгу на стол.
— Тогда тебе лучше вообще бросить медицину, — сказал я как можно сдержаннее. — Герцог Гибеи провел наиболее полное исследование человеческого тела, какое когда-либо делалось. Его рабочие журналы — скелет современной физиологии.
Лицо Симмона осталось каменным. Он подался вперед, чтобы иметь возможность говорить шепотом.
— Когда амир выступили против герцога, они обнаружили кости двадцати тысяч человек! Огромные ямы с костями и пеплом. Женщины, дети. Двадцать тысяч!
Симмон захлебнулся гневом и был вынужден остановиться, прежде чем сумел закончить:
— И это только те, кого нашли!
Я дал ему немного успокоиться, потом возразил со всей возможной мягкостью:
— Герцог Гибеи написал двадцать три тома исследований того, как устроено человеческое тело. Когда амир выступили против него, часть его поместья сгорела, четыре из этих томов и все его заметки погибли. Спроси магистра Арвила, чего бы он ни отдал, лишь бы заполучить те четыре тома.