— Я тоже не представляю. Я слышал историю, где их вычислили по тому, что их тени падали не в ту сторону, к свету. А в другой истории один из них назывался «захомутанным тенью». «Что-то там, захомутанное тенью». Будь я проклят, если вспомню имя, хотя…
— Кстати об именах, с этим у меня тоже сложности, — признался отец. — Я собрал пару десятков и был бы рад услышать твое мнение. Самые…
— На самом деле, Арл, — перебил Бен, — я был бы рад, если бы ты не произносил их вслух. Именно имена людей. Можешь нацарапать их на земле, если хочешь, или я могу сходить за доской, но будет спокойнее, если ты не станешь произносить ни одно из них. Лучше безопасность, чем неприятность, как говорится.
Наступила глубокая тишина. Я остановился на полушаге, на одной ноге, опасаясь, что они услышат меня.
— Да перестаньте вы оба так на меня смотреть, — раздраженно буркнул Бен.
— Мы просто удивлены, Бен, — прозвучал мягкий голос моей матери. — Ты не выглядишь суеверным типом.
— Я не суеверен, — сказал Бен, — а осторожен. Это большая разница.
— Разумеется, — сказал отец. — Я бы никогда…
— Оставь свои фокусы для зевак с деньгами, Арл, — отрезал Бен, в его голосе явственно звучало раздражение. — Ты слишком хороший актер, но я-то прекрасно знаю, когда меня считают сумасшедшим.
— Я совсем не о том, Бен, — извиняющимся тоном сказал отец. — Ты образованный человек, а я так устал от людей, хватающихся за железо и стучащих по кружке с пивом, как только я заведу речь о чандрианах. Я просто восстанавливаю легенду, а вовсе не вожусь с темными силами.
— Тогда послушай. Вы оба мне слишком нравитесь, чтобы я позволил вам считать меня старым дураком, — сказал Бен. — Кроме того, мне есть о чем поговорить с вами позже, и нужно, чтобы вы воспринимали меня серьезно.
Ветер продолжал усиливаться, и я использовал шум, чтобы преодолеть последние несколько шагов. Я прополз за угол родительского фургона и стал смотреть и слушать сквозь завесу листвы. Они втроем сидели около костра: Бен на пеньке, завернувшись в свой обтрепанный бурый плащ, родители напротив него. Мать прислонилась к отцу, и оба они закутались в одно одеяло.
Бен налил что-то из глиняного кувшина в кожаную кружку и передал ее моей матери. От его дыхания шел пар.
— Как относятся к демонам в Атуре? — спросил он.
— Боятся. — Отец постучал себя по виску. — Все эти религии размягчают мозги.
— А как в Винтасе? — спросил Бен. — Большая часть жителей там тейлинцы. Они тоже боятся демонов?
Мать покачала головой:
— Нет, они считают, что все это глупости. Им нравится представлять демонов в виде метафоры.
— Чего же в Винтасе боятся по ночам?
— Фейе, — ответила мать.
Отец одновременно сказал:
— Драугар.
— Вы оба правы, в зависимости от того, в какой части страны находиться, — сказал Бен. — А здесь, в Содружестве, люди посмеиваются украдкой над обоими страхами. — Он указал на окружающие деревья. — Но они становятся осторожны, когда приходит осень, потому что боятся привлечь внимание шаркунов.
— Известное дело, — сказал отец. — Половина успеха наших выступлений зависит от того, во что верят зрители.
— Вы все еще думаете, что у меня крыша съехала, — хмыкнул Бен. — Слушайте, если завтра мы приедем в Бирен и кто-нибудь скажет, что в лесах бродят шаркуны, вы им поверите?
Отец покачал головой.
— А если об этом расскажут двое?
— Он снова покачал головой.
Бен наклонился вперед на своем пеньке:
— А если десяток людей скажут вам на полном серьезе, что в полях видели шаркунов, пожирающих…
— Все равно я им не поверю, — раздраженно перебил отец. — Это же смешно.
— Разумеется, смешно, — согласился Бен, назидательно подняв палец. — Но вопрос вот в чем: пойдете ли вы после этого в лес?
Отец замолчал и задумался.
Бен удовлетворенно кивнул:
— Вы будете дураками, если проигнорируете предупреждения половины городка, даже если не верите в то, во что верят они. Но если не шаркунов, то чего вы боитесь?
— Медведей.
— Разбойников.
— Вполне понятные страхи для бродячего артиста, — сказал Бен. — Страхи, которых горожанин просто не поймет. В каждом местечке есть свои маленькие суеверия, и все смеются над тем, чего боятся соседи за рекой. — Он серьезно посмотрел на них. — Но слышал ли кто-нибудь из вас смешную песню или историю про чандриан? Ставлю пенни, что нет.
Мать, подумав минутку, покачала головой. Отец сделан длинный глоток и присоединился к ней.
— Так вот, я не говорю, что чандрианы где-то поблизости и вот-вот ударят. Но везде все люди их боятся. Для такого страха должна быть причина.
Бен ухмыльнулся и перевернул свою глиняную кружку, выплеснув последние капли пива на землю.
— А имена — штука странная. Опасная. — Он многозначительно посмотрел на родителей. — Уж я-то знаю точно, потому как я человек образованный. И если я еще чуточку суеверен… — Он пожал плечами. — Ну, это мой выбор. Я стар. Придется вам меня простить.
Отец задумчиво покивал.
— Странно, я никогда не замечал, что к чандрианам все относятся одинаково. Я должен был это увидеть. — Он потряс головой, прочищая ее. — Полагаю, к именам мы еще вернемся. О чем ты хотел поговорить?
Я приготовился уползти, прежде чем меня поймают, но то, что сказал Бен, пригвоздило меня к месту, прежде чем я успел сделать хотя бы шаг.
— Возможно, вам как родителям трудно это заметить и все такое. Но ваш юный Квоут весьма одарен. — Бен снова наполнил чашку и передал кувшин отцу, но тот отказался. — На самом деле слово «одарен» не говорит и половины.
Мать посмотрела на Бена поверх кружки.
— Любой, кто проведет с мальчиком немного времени, может заметить это, Бен. Не понимаю только, почему все считают это таким важным. Особенно ты.
— Сомневаюсь, что вы верно оцениваете ситуацию, — сказал Бен, протянув ногу чуть ли не в костер. — Насколько легко он научился играть на лютне?
Отец, казалось, был слегка удивлен переменой темы.
— Очень легко, а что?
— Сколько ему было лет?
Отец задумчиво потеребил бороду. В тишине голос моей матери прозвучал подобно флейте:
— Восемь.
— Вспомни, как ты учился играть. Сколько лет тебе тогда было? Можешь припомнить, какие у тебя были трудности?
Отец продолжал теребить бороду, но его лицо стало еще более задумчивым, а взгляд уплыл куда-то вдаль.
Абенти продолжал:
— Я могу поспорить, что он запоминал все аккорды, каждую постановку пальцев с первого раза, без запинок и жалоб. А если делал ошибку, то не больше одного раза.