О: Слушаюсь, сэр. (Бормочет на валлийском.)
В: Уймись со своей тарабарщиной!
О: То молитва, сэр.
В: Молитвы не спасут. Только чистая правда.
О: Все расскажу как на духу, сэр. Откуда начать?
В: С места, где стал врать. Ежели еще не в колыбели.
О: До Уинкантона, где мы ночевали после Эймсбери, я ни в чем не слукавил — все было, как поведал мистер Лейси. Вот только Луиза…
В: Что?
О: Я был уверен, что не ошибся в том, где впервые ее увидал.
В: В смысле, она — шлюха?
О: Да, сэр. Мистер Лейси сему не поверил, и я не стал его разубеждать, но, как говорится, на ус намотал.
В: Дескать, его сиятельство обманули мистера Лейси?
О: Только я не понимал зачем, сэр.
В: Девице объявил, что тебе все известно?
О: Не в лоб, сэр, мистер Лейси запретил. Я этак исподволь поспрошал, как бы шутейно. Но говорю ж, она дичилась — ни дать ни взять, господская служанка.
В: И ты засомневался?
О: Да, сэр, и уж совсем смутился, когда проведал об ее шашнях с Диком. Чего ж выходит: за спиной хозяина оба над ним потешаются? Однако ж та картина у дверей борделя не давала мне покоя, и в конечном счете я оказался прав, об чем еще поведаю.
В: Точно ль его сиятельство не выказывали ей особого расположены! не обособлялись с ней и прочее?
О: Такого не подметил, сэр. Ну, утром поздоровкается, в дороге порою справится-де, не устала ль, не затекла ли — не боле чем показная забота об низшем сословье.
В: На ночлеге не пробиралась ли она тайком в его комнату?
О: Нет, сэр. Хотя утверждать не могу, ибо в верхние покои захаживал редко — только к мистеру Лейси. Во многих гостиницах так заведено, что слуги и служанки спят в разных крыльях.
В: Разумно. Ну что ж, давай-ка об том, что случилось в Уинкантоне.
О: Остановились мы в «Борзой». Там походит ко мне некий субчик в рединготе и спрашивает, мол, чего у нас затевается. Ничего, отвечаю, с какого переляку? А он подмигивает — мол, да ладно тебе, а то я не знаю, кто таков ваш мистер Бартоломью. Пару лет назад, говорит, я служил кучером у сэра Генри У., и ваш хозяин наезжал к нам с визитами. Его и немого слугу я, говорит, из тыщи узнаю. Он, мол, тот-то и тот-то… Об ком я давеча говорил, сэр.
В: Человек назвал его имя?
О: Да, а также их высокородного батюшки. Я обомлел, сэр, не знаю, чего сказать, но потом смекнул, что лучше не перечить. Сам подмаргиваю и отвечаю: может, оно и так, но язык-то не распускай, нельзя, чтоб его узнали. А он мне: ладно, не боись, однако почто едете-то? Я ему: охотимся на молодую куропаточку. Ага, говорит, так я и думал, небось, птичка миловидна и пухленька.
В: Кто он такой?
О: Кучер адмирала, сэр, что доставлял хозяйскую супружницу в Бат. Звать его Тейлор. Малый он безвредный, просто любопытствовал, и я без труда его уболтал. Дескать, мистер Лейси — наставник его сиятельства и мы вроде как путешествуем, хотя на самом-то деле расставляем силки на юную леди, для чего с собою прихватили Луизу. Тут вдруг появляется Дик; Тейлор с ним здоровкается, но наш дурень чуть все не испортил, притворившись, будто его не знает. Я объясняю: дескать, малый ошалел, но Тейлор лишь отмахнулся — видать, знал, что у того не все дома. Минут через десяток является Луиза: Фартинг, говорит, тебя хозяин кличет. Я следом за ней, и тут она объявляет: тебя желает видеть мистер Бартоломью, зачем — не знаю. Вхожу к нему, сэр, а он и говорит: Джонс, говорит, боюсь, меня рассекретили. Кажись, так, милорд, говорю я и разобъясняю, как оно все вышло и что я сказал Тейлору. Ладно, говорят его сиятельство, раз уж мистер Лейси ничего не знает, пусть остается в неведенье.
В: Резоны он представил?
О: Я, говорит, его высоко ценю и не хочу ему лишнего беспокойства. На что я отвечаю: как изволят пожелать ваше сиятельство. Вот и молчи, говорят они; на, отдай Тейлору — пусть выпьет за мое здоровье и держит язык за зубами, ты ж прими от меня полгинеи. Я, сэр, с благодарностью принял.
В: Но мистеру Лейси ничего не сказал.
О: Не сказал, сэр. За выпивкой Тейлор поведал об том, как шибко прогневались его светлость на сынка, отвергшего составленную партию. Вот тогда-то я струхнул, сэр. Как говорится, незнайка дома сидит, а знайку в суд ведут. Привиделся мне осерчавший родитель, кого лучше б не гневить, вспомнилась пятая заповедь «чти отца твоего»…
В: А раньше об том не задумывался? Иль с самого начала не знал, что затевают его сиятельство?
О: Теперь-то все предстало в ином свете, сэр.
В: То бишь?
О: Выведать намеренья его сиятельства стало моим долгом, сэр.
В: В смысле, стало выгоднее послужить их батюшке?
О: Благоразумнее, сэр.
В: Как всякий валлиец, ты лицемеришь, Джонс. Просто учуял хорошую поживу, ведь так?
О: Я рассчитывал на скромную награду, сэр. По усмотренью достопочтенного джентльмена.
В: Не сомневаюсь. Стало быть, после Уинкантона ты исполнился решимости шпионить за его сиятельством? Верно?
О: Ежели б так, сэр! Я колебался. Последние два дня поездки не стали для нас вертоградом.
В: Чем не стали?
О: Вертоградом, сэр, валлийцы именуют Сомерсет, где сплошь веселие, тучные стада и разливанное море сидра.
В: Теперь изображаешь щепетильность? Со мною не пройдет, поганец! Ты уж все решил, иначе не выклянчивал бы деньги у мистера Лейси.
О: Каюсь, сэр.
В: К приезду в «Черный олень» ты еще ничего не выведал об планах его сиятельства?
О: Нет, сэр.
В: Теперь все рассказывай с той минуты, как первого мая проснулся.
О: Хоть я поганец, сэр, но всю ночь проворочался, не зная, как оно будет лучше. Наконец встал, отыскал огарок с чернильницей и отписал мистеру Лейси…
В: Не повторяйся, говори об том, как на бидефордской дороге путники разъехались.
О: Мили через две дорога разветвлялась, образуя этакую рогатину, и я укрылся на заросшем взгорке, ибо не ведал, какой путь выберут мои бывшие компаньоны. Место узнать легко — там стоит виселица. Прождал я боле двух часов, радуясь, что денек, на мое дурацкое счастье, выдался тихий и солнечный.
В: Кто-нибудь проезжал?
О: Повозка с парнями и девушками. Хохотали и вовсю распевали — ехали на праздник. Туда ж шли и пешие.