Она улыбнулась Дэну, будто рассчитывала, что, пусть и небольшой, этот переход Рубикона доставит ему удовольствие. Он вспомнил, что в Торнкуме, когда речь зашла об этом, он идею одобрил. Почему-то сейчас он увидел в её решении противопоставление себе, новую попытку продемонстрировать осуществление на практике «иных ценностей», увидел её поведение в течение дня в ином свете. Может быть, она просто почувствовала себя удовлетворённой и спокойной, приняв определённое решение.
— Что же заставило тебя решиться?
— В последние дни я много думала об этом. — И добавила: — Да ещё ты вчера сказал… О том, что мир, о котором мечтают люди, оказывается врагом мира существующего. Настоящее разбазаривается по дешёвке, так ты выразился.
— Я не совсем представляю, как это можно преподавать.
— И я тоже. Но думаю, было бы хорошо, если бы я попыталась это выяснить.
Лицо Джейн светилось приглушённым светом, точно таким, каким был напоён воздух вокруг них.
— Теперь я чувствую себя совратителем социалистки-революционерки.
— Её давно пора было заставить свернуть с этого пути. Не с пути социализма. Но повернуть к чему-то более реалистическому.
В её тоне он расслышал решимость не отступать от своего намерения: всё теперь встало на свои места, ей незачем больше его беспокоить. Будто она попросила его указать ей дорогу и теперь благодарила с той самой осторожной вежливостью, с какой горожанин говорит с деревенским жителем, объяснившим, как проехать до нужного места.
— А я думал, что бросаю семена в каменистую почву. Вчера вечером.
— Тебе придётся сделать скидку на то, что я лишь теперь начинаю осознавать, насколько влияло на меня интеллектуальное превосходство Энтони. Всегда. Даже когда я с ним не соглашалась. — Она вглядывалась в крохотные водовороты у подножия истёртых ступеней, на которых они сидели. — Я давно забыла, как это — быть рядом с человеком, который постоянно даёт понять, что он, возможно, и не прав. — И добавила более лёгким тоном: — Особенно когда знает, что чаще всего бывает прав. — Джейн наклонилась и подобрала длинный зубчатый лист, лежавший у её ног, принялась тщательно его разглаживать у себя на колене. — Меня преследует ощущение, что в наш первый день здесь я тебя очень обидела, Дэн. Под иными ценностями я вовсе не имела в виду что-то более низменное.
— Разумеется, нет. Я так и понял.
Но тогда он, разумеется, этого не понял, и теперь в его душе что-то дрогнуло и растаяло, уводя от обиды, заставляя упрекать себя за недоверие к её способности понимать несказанное.
— На самом деле я пыталась выразить сомнение в своих собственных ценностях. Это всё равно как переход в другую тональность. Не знаешь, как справиться с модуляциями.
— Ну вот, кажется, сейчас кое-что другое разбазаривается по дешёвке!
Она по-прежнему разглаживала края увядшего листа, но Дэн увидел — губы её улыбались: чуть иронично, чуть печально, мол, она-то знает истинную цену, но спорить не имеет смысла. Воцарилось молчание, будто они просто пытались убить время, праздно болтали, как феллахи в ожидании поезда, который никогда не придёт. К Дэну вернулось ощущение чувства ирреальности происходящего, существования вне себя, которым он, казалось, был заражён с самого приезда в Асуан; только на этот раз оно было более или менее осознанным и сильно окрашено фатализмом. Он даже спрашивал себя: да хочу ли я, чтобы всё это разрешилось? Может быть, просто это его детское «я», не умея или не желая простить лишения тех лет, берёт реванш за его взрослую философию отстранённости? Может быть, поэтому он когда-то и сбежал в киноиндустрию, с её навязчивым стремлением «двигаться не важно куда», продавая в розницу опиум для интеллектуально обездоленных.
Любой сколько-нибудь здравомыслящий человек, связавшийся с кино из финансовых соображений, обычно стремится максимально ограничить свои обязательства, чтобы, сменив богов, свободно продавать себя; но это тайное и безрассудное увлечение Дэна совершенно непонятной женщиной, что сидела сейчас рядом с ним, противоречило всем практическим урокам, преподанным ему жизнью. Отношения с Джейн, если они когда-нибудь придут к завершению, несомненно, положат конец свободе выбора не только в сексуальной, но и в профессиональной сфере, и даже в домашней жизни; но это беспокоило его гораздо меньше, чем перспектива постоянных столкновений с непреодолимым упрямством, постоянным психологическим неудобством, привносимым ею в эти отношения. Сегодня на ней опять были древние бусы, купленные в Луксоре, сточенные и необточенные грани, углы, которые невозможно сгладить в течение одной жизни. Получалось довольно комично: его отношение к Джейн было лишь частью обоюдного мифа. Она, несомненно, считала его гораздо более опытным житейски, чем он был на самом деле, а он, словно студент-первокурсник, не способный принять на веру старый студенческий каламбур, что во всяком профессоре около половины — просто сор, не мог отрешиться от впечатления, что Джейн — существо из более тонкого мира, носитель высоких моральных ценностей. Он вспомнил, как они сидели у той, другой реки, много лет назад… тогда по крайней мере им хватало ума, поэтичности, да к тому же — желания и воли пойти на риск.
— Так чему же ты станешь обучать их? Реке меж берегами?
Она подняла на него глаза — это показалось ей забавным, потом напустила на себя нарочито строгий вид (на сей раз совершенно ясно было, что нарочито) и сказала:
— Я буду обучать их правилам французской грамматики по текстам из Расина и Бальзака, а также согласованию причастий прошедшего времени.
— Жемчуг перед юными свиньями метать?
Улыбка задержалась на её губах; чуть погодя она призналась, что больше всего ей хотелось бы работать с младшими классами, но тогда на переподготовку нужен более долгий срок; некоторое время они обсуждали эту проблему — преимущества преподавания детям младшего возраста, а не подросткам. Что-то в её отношении к этому было связано с Полом, она считала, что с ним в школе в ранние годы обращались не так, как следовало бы.
Дэн, разумеется, понимал, что весь разговор с ним ведётся как бы в порядке извинения, попытки сказать ему, что эта новообретённая близость между ними гораздо важнее их интеллектуального несогласия, что она благодарна за этот отдых, за возвращённый ей объективный взгляд на вещи… и так далее, и тому подобное. Но его не покидало острое ощущение, что и это её решение было почти столь же абсурдно, как планы, которые она декларировала в Оксфорде: она просто меняла роль преобразовательницы мира на роль захудалой училки. Джейн, видимо, почувствовала скрытое неодобрение; после долгого молчания — она снова сидела, обняв колени и глядя за реку, — она сказала:
— Я должна что-то делать, Дэн. Ты и представить не можешь, как сильно во мне сознание зря потраченной жизни и… — Она вдруг замолчала. — Да нет, не моей жизни. Я могла бы дать жизнь стольким — самым разным! — вещам.
— Всем нам приходилось чувствовать такое, Джейн. — Дэн помолчал. — И поступать так же.
— Но не с таким постоянством. — Он ничего не ответил, и мгновение спустя она бросила вызов его нежеланию комментировать сказанное: — Ты по-прежнему считаешь, что это решение неправильное?