Дэниел Мартин - читать онлайн книгу. Автор: Джон Фаулз cтр.№ 112

— Он сожалел, что всё это произошло так поздно. Я тоже.

— Но вам не было прямо заявлено, дескать, теперь я могу уйти с миром?

— Совершенно определённо — нет.

— Может быть, это было выражено не прямо, но подразумевалось?

— Если бы у меня возникло хоть малейшее подозрение, я предупредил бы миссис Мэллори до того, как мы покинули больницу.

Коронёр колебался.

— Мне не вполне ясно, почему ваша встреча не состоялась раньше.

— Полагаю, потому, что я был в Америке. — Я поспешил продолжить, не давая ему развить эту тему: — Когда мы встретились, я упомянул, что сожалею о том, что мы так долго тянули с этим… с тех пор как он заболел. Не помню дословно, что именно он ответил, но мне кажется, ему лишь в последние дни удалось преодолеть великодушное, хоть и совершенно в данном случае напрасное, стремление не обременять меня своей собственной трагедией.

— Видимо, именно в последние дни идея примирения приобрела для него столь важное значение?

— Да.

— Не думаете ли вы, что он принял на себя несоответственно большую долю вины за ваш разрыв?

— В разводе с женой я был виновен не только с юридической, но и с моральной точки зрения. Истинной причиной разрыва послужила моя пьеса, в основу которой были положены обстоятельства развода, однако роли участников этой истории были мною извращены.

Коронёр улыбнулся:

— Ваша откровенность делает вам честь. Однако на мой вопрос вы не ответили.

— Прошу прощения. Я считал, что он проявляет излишнюю щепетильность, хоть как-то виня себя в том, что произошло.

— Могу я поинтересоваться, в чём именно он считал себя неправым?

— Возможно, в том, что не смог простить мне мои прегрешения?

— В недостатке милосердия?

— Ему казалось, что он переусердствовал в роли судьи.

— И тогда несправедливо осудил себя? И весьма сурово?.

— Я не хотел бы, чтобы здесь создалось неверное впечатление. Мы обсуждали эти проблемы достаточно легко. Не без юмора. Как люди, посмеивающиеся над своими прошлыми ошибками.

— Однако нельзя ли предположить, что он, с его религиозными убеждениями, мог смотреть на всё это гораздо серьёзнее, чем о том свидетельствовала манера разговора?

— Мне трудно поверить, что его самоубийство явилось некой формой наложенного им самим на себя наказания или искупления греха. Во время нашей беседы его поведение было в высшей степени разумным. Уравновешенным. Он даже рассказал мне пару забавных анекдотов. Я нашёл, что эмоционально и психологически он очень мало изменился с тех пор, как мы расстались.

— Вы, таким образом, утверждаете, что, хотя чувство вины, которое он испытывал из-за того, что не смог заделать брешь в ваших отношениях, могло иметь некоторое значение, главной причиной самоубийства оно не являлось?

— Насколько я могу судить, это именно так. И я знаю, что миссис Мэллори разделяет моё мнение. Естественно, мы обсуждали с ней такую возможность.

Коронёр снова погрузился в свои записи. У Дэна возникла мысль, что он понял: ему не говорят всей правды, и теперь колеблется — не следует ли копнуть глубже. Но вот коронёр кивнул: Дэн мог покинуть свидетельское место. Вскоре после этого дознание закончилось.

Дэн вернулся в дом вместе со всеми; был подан ленч; его познакомили с двумя младшими детьми Джейн — Энн и Полом. Энн оказалась немного похожей на свою сестру, но с Полом контакта не получилось: единственное утешение, что шуточки Эндрю тоже не имели у мальчика успеха. Он был странно замкнут и насуплен, полон решимости отделиться ото всех, ни в чём не участвовать; в нём как бы совместились две разные ипостаси: по воле одной, он, словно Орест, готов был мстить за смерть отца, другая же запрещала ему вообще признавать свою принадлежность к этому семейству. Мальчик был рослым не по возрасту и в этом тоже походил на отца, но отцовской прямоты в нём не было и следа. Казалось, он готов был смотреть куда угодно, только не в лицо собеседнику. Джейн пыталась всячески его оберечь, но Дэн чувствовал, как она обеспокоена, как внутренне напряжена.

Возможности поговорить с нею наедине Дэну так и не представилось, но Эндрю приехал с твёрдой решимостью организовать семейную встречу в Комптоне в ближайшие выходные и предложил собраться там через неделю, в пятницу. Но Энн возвращалась во Флоренцию, Роз не была уверена, что сможет приехать, зато Дэн сказал, что его — и он надеется, Каро тоже — это устраивает. Тут выяснилось, что к следующему понедельнику Джейн собирается везти Пола в Дартингтон, и Дэн тоже взялся организовывать семейные передвижения. Вместе с Каро он приедет в Оксфорд на машине и отвезёт их в Комптон, а потом заберёт их обоих в Девон. Джейн с сыном проведут вечер воскресенья у него на ферме, заночуют, а на следующий день она уедет домой поездом, в любое угодное ей время. Дэн видел — Джейн склонна отказаться, она даже взглянула на Пола, ожидая его молчаливой поддержки, но мальчик пожал плечами и сказал «не возражаю» так, будто возражал; зато Дэн нашёл горячую союзницу в Розамунд. Во время семейного ленча он понял, что всё больше привязывается к ней: она была открыта, в ней чувствовалось что-то позитивное, жизнеутверждающее, в то время как Джейн оставалась непроницаемой, точно за семью печатями. Эндрю принялся было подшучивать над Розамунд из-за Жермена Грира, и Дэну понравилась её прямота. Не такая красивая, как мать, она обладала всеми другими её достоинствами. Как и в прошлый раз, Розамунд отвезла Дэна на вокзал, и теперь он таки заставил её согласиться как-нибудь, не откладывая в долгий ящик, пообедать с ним в Лондоне.

На следующий день после дознания прибыл «первый вклад» Дженни. Это был шок: не столько из-за критической стороны этого «вклада», сколько из-за его отстранённости, его резкой — слишком резкой — объективности, превращением их «ты-и-я» в «они». То, что Дженни могла писать так откровенно, потрясло его не так сильно, потому что он как-то успел прочесть (она об этом не знала) её письмо в Англию до того, как оно было отправлено. Дженни писала приятельнице-актрисе о Лос-Анджелесе, о фильме, в котором снималась, — писала, чтобы позабавить; но даже и в этом письме Дэн разглядел некоторую отчуждённость, открыл для себя существование личности, ему не знакомой.

Любовь — странная штука: от начала времён существует иллюзия, что любовь сближает влюблённых; несомненно, так оно и есть, физически и психологически влюблённые во многом становятся ближе друг другу. Но, кроме того, она основывается на некоторых вслепую принятых предположениях и прежде всего — на фантастическом убеждении, что характер любимого (или любимой) в первой фазе страстного увлечения есть его (её) всегдашний истинный характер. Однако эта первая фаза представляет собой неизмеримо тонкое равновесие обоюдных иллюзий, живое соединение колёсиков и шестерёнок, столь тонко выточенных, что мельчайшая пылинка — вторжение не замеченных до того желаний, вкусов, чёрточек характера, любая неожиданная информация — может нарушить их ход. Я прекрасно знал это; я научился наблюдать и ждать, когда это произойдёт, как учишься наблюдать и ждать появления симптомов знакомой болезни у некоторых растений; я даже замечал, как это происходило из-за каких-то мелочей в самом начале наших с Дженни отношений. Когда она узнала, что мой отец был священником, время замерло на целых десять минут; но это открытие выставило меня в слегка комическом свете, и я был прощён. Когда же эти пылинки ассимилируются, они слипаются в грозное препятствие. Проще говоря, её письмо заставило утро остановиться: время замерло — такое же ощущение возникает из-за некоторых рецензий. Когда мы с Дженни снова поговорили, а это случилось в тот же вечер (она позвонила мне в калифорнийский обеденный перерыв), я уже успел прийти в себя, хоть и не готов ещё был в этом признаться.