– Доктор прав, – сказал Савин. – Но как бы
там ни было, зачем ты стрелял? Разве не было других средств? Газ, сети? Однако
ты взял автомат…
– А ты, когда стрелял там, где испугался Лохинвар?
Почему-то ты в первую очередь подумал о пистолете, хотя это мой инструмент, а
не твой.
– Но я же не знал, что там может оказаться!
– А я знал? Я что-нибудь, выходит, знал?
– Тихо! – рыкнул доктор Данвуди. – Ребята, я,
конечно, понимаю, что искать конкретного виновника – профессиональная черта
журналистов и полицейских, но я не уверен, что есть конкретный виновник…
– Ладно, – сказал Лесли. – Конкретного
виновника нет, а убил его я. На этом и остановимся. Пишите подробный отчет,
доктор.
– Разумеется, – прогудел доктор Данвуди. – На
вашем месте, Роб, я бы немедленно позвонил в Дублин, штаб-квартиру
Международной службы безопасности. Или сначала в их лондонское региональное.
– Буду соблюдать субординацию, – сказал
Лесли. – Утром позвоню начальству в Эдинбург, и пусть все идет своим
чередом… Спокойной ночи, доктор. Ты едешь, Кон?
Савин вышел следом за сержантом, сел в машину. Полицейских
там уже не было, но радио работало, выплескивая в ночь лазурные неаполитанские
синкопы. Они курили, слушали легкую, как дым костра, неуместную здесь музыку,
над крышами повисла круглая желтая луна, светилось окно больницы, и не
существовало Времени.
– Ты видел… корабль? – тихо спросил Савин.
Лесли промолчал так, что это было красноречивее слов.
Сигаретный дым, смешиваясь с музыкой, уплывал за окно.
– Почему ты не сказал раньше, куда плавал с ней?
– А что это изменило бы? – спросил Савин. –
Ты можешь ручаться, что не стал бы стрелять? Можешь ручаться?
– Нет… – сказал Лесли после короткого
молчания. – Называй меня как угодно – подонком, сволочью. Я застрелил
разумное существо неизвестно из какого измерения, верно. Но, господи… –
вырвалось у него едва ли не с мольбой. – Как ты не понимаешь – у меня
служба, нужно же как-то завершить это дело…
– Вот ты его и завершил. Глядишь, в лейтенанты
произведут.
– Замолчи! Если бы ты рассказал все раньше, я пошел бы
к Диане… да, черт возьми, я бы на коленях перед ней стоял, только бы она взяла
меня туда…
– И что? – спросил Савин. – Она все равно не
разрешила бы взять кинокамеру, а привезенные оттуда кубки или монеты
доказательством служить не могут. И Геспера ты арестовать не можешь, верно?
– Не могу, – сказал Лесли. – Даже если ты
напишешь заявление об имевших место с его стороны угрозах, кто мне даст санкцию
на арест? На арест главаря шайки контрабандистов, торгующих с иномерным
пространством… Мы снова перед глухой стеной, и даже то, что я сегодня убил…
Что ж, подумал Савин. Теперь, когда не нужно бояться за
Диану, фигур в игре осталось только две – он и Геспер. Лицом к лицу. И не нужно
никуда уезжать завтра, нужно выманить противника из укрытия, вызвать огонь на
себя…
– Поехали? – спросил он.
Лесли включил мотор, и машина рванулась вперед, в ночь.
День четвертый
В дверь барабанили громко и настойчиво – это и была
приснившаяся Савину пулеметная пальба. Чертыхнувшись, он рывком встал и,
промаргиваясь, пошел к двери, ночью он лег не раздеваясь, положив пистолет под
подушку, думал, что уже не уснет, но под утро сморило все же.
Замок щелкнул, словно взводимый затвор.
– Мистер Савин? Вам срочная.
Перед ним стояла очаровательная почтмейстерша. Савин
отпустил банальный комплимент, тут же забыл его, расписался и получил большой
синий конверт. Захлопнул дверь, вернулся к столу и только теперь проснулся
окончательно. На часах – двенадцать с половиной. Похоже, он проспал короткий
тихий дождь – крохотный газон под окном влажно поблескивал. Диана, вспомнил он.
Зверь – который не зверь. Автоматная очередь. Он скрючился на стуле, прижался
лбом к колену, пытаясь смять, погасить вставшее перед глазами видение – на всех
парусах уплывал в туман сказочный корабль, а с ним ответы на вопросы,
касавшиеся только его, такого восхитительно бронированного, такого,
оказывается, открытого для простых человеческих чувств. А скачка продолжалась,
гремели копыта, враг был настоящим, пули тяжелыми, цель не оправдывала средств,
но, безусловно, оправдывала усилия.
Он разорвал конверт, вытряхнул бланк фототелеграммы.
Размашистый знакомый почерк Рауля: «Приезжай немедленно, жду в Монгеруэлле,
кое-что прояснилось». Подписи не было.
Савин поднялся. Восторга он не чувствовал – отгорело. Он
спустился вниз, пробегая мимо конторки, ловко повесил на ходу ключ, выскочил на
крыльцо. Поежился, запахнул куртку. Обрывки серых облаков плыли над городком.
Он шагнул к «гарольду».
– Мистер Савин! Эй!
К нему вприпрыжку бежал второй законспирированный
полицейский агент – плащ расстегнут, шляпа едва держится на затылке. Четверо
горожан, стоявшие на углу, проводили его внимательными взглядами. Савин,
посмотрев на них, подумал, что впервые видит на улице такое скопление местных
жителей…
– Мистер Савин! – полицейский подбежал и схватил
его за рукав, словно боялся, что Савин задаст стрекача. – Я стучал, вы не
открыли, я думал, вы ушли… Роб…
Он захлебывался словами…
Сержант уголовной полиции Робин Лесли (двадцать пять лет,
холост, в политических партиях не состоял) застрелился на восходе солнца –
точнее не смог определить время рыбак, живший рядом с участком и услышавший
выстрел.
Рауль подождет, думал Савин, размашисто шагая рядом с
агентом, – тот был низенький, задыхался, семенил. Подождет Рауль, главное
решается здесь…
Улочки были безлюдны, но там и сям вдруг едва заметно
приподнимались занавески, и Савин чуял настороженные взгляды. Теперь и он верил
– они все знают что-то о тех странностях, что происходят в городке, но молчат,
притворяясь друг перед другом, что жизнь течет в русле извечной тривиальности.
Он был зол на них, но не решался тут же осудить, пригвоздить и заклеймить – на
них давили века фанатических страхов и заброшенной отдаленности.
Все еще давили. Вряд ли они способны, дай им полную волю,
отправить на костер Диану и выгнать камнями из города его, чужака, – это
они оставили позади, но и от страха перед Неизвестным так и не избавились. Нет,
не мог он их судить, права не имел, он всего лишь боялся меньше…
Немощеные улочки, старинные дома… Савин внимательно слушал
агента. Восстановить происшедшее оказалось не так уж и трудно. После того как
они вернулись в городок, Лесли пошел в участок. Сварил себе кофе, выпил немного
виски, много курил, писал письма. Когда взошло солнце, сел за стол и выстрелил
себе в висок из служебного пистолета марки «Конг», калибра 8,0.