Дождь над океаном
3 вандемьера 2026 года.
Время – среднеевропейское.
Вторая половина дня
И была Европа, и была золотая осень, именуемая по ту сторону
океана индейским летом, и был солнечный день: день первый.
Фотограф тщательно готовил аппарат. Камера была старинного
образца, из тех, что не начинены до предела автоматикой и электроникой, –
ее хозяин по праву считался незаурядным мастером и в работе полагался лишь на
объектив да на то неопределимое словами, что несколько расплывчато именуется
мастерством. Или талантом. Те двое за столиком летнего кафе его и не заметили,
не знали, что сразу привлекли внимание. Молодые, красивые, загорелые, в белых
брюках и белых рубашках, бог весть из какого уголка планеты залетевшая пара,
беззаботные влюбленные из не обремененного особыми сложностями столетия.
Он выжидал самый подходящий момент и наконец дождался.
Пушистые и невесомые волосы девушки красиво просвечивали на солнце, четко
обрисовывался мужественный профиль ее спутника, и этот их наклон друг к другу,
отрешенная нежность во взглядах и позах, широкая и сильная ладонь мужчины в
тонких пальцах девушки, крохотная радуга, родившаяся в узких бокалах, –
все и было тем мгновением, которое следовало остановить. Подавив всплывшее на
миг пронзительное сожаление о собственной давно растаявшей молодости, фотограф
нажал кнопку. Едва слышно щелкнул затвор.
– Нас фотографируют, – сказала девушка.
– Это не то, – сказал ее спутник. – Это
нимайер, тот самый. Будет что-нибудь вроде «Этюда с солнцем». Итак?
Играя его пальцами, девушка с беззаботной улыбкой
продолжала:
– Когда он впервые изменил траекторию, в Центре поняли,
что это искусственный объект. Внеземной искусственный объект. К нему
приблизился «Кондор». Через две минуты связь с «Кондором» прервалась. Космолет
дрейфует, такое впечатление, будто он абсолютно неуправляем. К нему вышли
спасатели. Вскоре объект лег на геоцентрическую орбиту и постепенно снижается.
Прошел в полукилометре от станции «Дельта-5», после чего связь со станцией
прервалась. Датчики системы жизнеобеспечения сигнализируют, что экипаж мертв.
Что экипаж сам разгерметизировал станцию…
– Его держат радарами?
– Да, лучи он отражает. Размеры – десять-двенадцать
метров, правильных очертаний.
– Маловато для космического корабля, – сказал
мужчина. – Автоматический зонд?
– Зонд-убийца… – сказала девушка. – Совет
Безопасности заседает непрерывно. Сначала хотели просто сбить его, но потом все
же рассудили, что открытой агрессивности он не проявляет – пострадали только
те, кто оказался близко от него. Так что решено наблюдать.
– И при чем тут я? Неужели…
– Да, – сказала девушка. – Он начал
торможение, если не последует новых маневров, через девять часов с минутами
приземлится на территории этой страны. Поскольку резидентом здесь ты…
– То мне предстоит заниматься еще и инопланетянами.
Прелестно, никогда и подумать не мог.
– Но ты же понимаешь, Ланселот…
– Понимаю, – сказал он. – Все прекрасно
понимаю и помню, в какой стране нахожусь. Нейтралы с тысячелетним стажем,
единственное на планете государство, сохраняющее национальную армию и разведку,
одержимое прямо-таки манией независимости, которую они сплошь и рядом толкуют
просто-напросто как противодействие любым начинаниям Содружества. И в ООН они
соизволили вступить лишь пятнадцать лет назад.
– Тем более нельзя угадать, как они поведут себя
сейчас, – сказала девушка.
– Ну конечно. Впервые в истории приземляется
искусственный объект инопланетного происхождения, причем на их территории.
Наверняка они не допустят к себе ни комиссию, ни, тем более, войска ООН.
– Но ведь на сей раз обстоятельства…
– Именно потому, – сказал мужчина. – Анна, я
здесь сижу пять лет, я их знаю. Конечно, вопрос чрезвычайно серьезен, дипломаты
заработают, как проклятые, но когда-то их еще уломают? И уломают ли? Не драться
же частям ООН с их армией, не оккупировать же страну… И они это очень быстро
поймут и будут держаться до последнего… Пошли.
Он бросил на столик банкнот, и они медленно пошли по
набережной, держась за руки. По голубой воде плавно скользили яркие
треугольники парусов, отовсюду неслась веселая музыка, воскресный день
перевалил за полдень.
– Иногда я прямо-таки ненавижу свою работу,
Анна, – сказал Ланселот. – Из-за того, что эти динозавры цепляются за
идиотские традиции, мы вынуждены держать здесь наблюдателей, терять время и
силы, чтобы ненароком не просмотреть какого-нибудь вовсе уж неприемлемого
выверта…
– Советник сказал, что у тебя есть человек в их
разведке. Он имел в виду Дервиша?
– Да, – сказал Ланселот. – И не только в
разведке. Умные люди, которые понимают всю нелепость ситуации и, разумеется, не
получают от ООН ни гроша. И тем не менее по здешним законам любой из них может
угодить в тюрьму за шпионаж в пользу «неустановленного внешнего врага». И мы
ничего не сможем сделать.
– Я, признаться, до сих пор не могу понять…
– Ну да, – сказал Ланселот. – Я через это
да-авно прошел. Конечно, это саднит как заноза, это трудно принять и понять –
на разоружившейся и уничтожившей границы Земле существует такое вот
государство-реликт. Ну, а что же делать, Анна? Принудить их никто не может.
Прав человека они не нарушают. Завоевательных планов не лелеют, глупо думать,
что их армия способна противостоять всей остальной планете. Остается наблюдать
и надеяться, что им надоест, что найдутся политики-реалисты и сделают последний
шаг. Что, наконец, случится нечто, способное встряхнуть как следует замшелые
каноны. Этот случай, например.
– Ты так спокоен?
– Конечно нет, – сказал Ланселот. – Я
понимаю, что такое случается впервые. Но я просто не могу представить, что за
штука вот-вот приземлится и почему гибнут имевшие неосторожность оказаться на
ее пути. Да и некогда мне гадать. Если он приземлится здесь, работа предстоит
не из легких, нужно подготовиться…
Она посмотрела с тревогой, и это не была игра на
посторонних:
– Я боюсь за тебя…
– Не надо, ладно? – сказал он. – Очень трудно
работать, когда за тебя боятся. Да, если разобраться, какая работа? Мы всего
лишь будем следить за всем, что они предпримут, подслушивать и подсматривать с
Земли и со спутников. Рутина.
Она молчала, и Ланселот, резидент Совета Безопасности, знал,
что она вспоминает о тех троих, все же погибших здесь, несмотря на специфику
работы и столетия. Она перехватила его взгляд и отвернулась, и он понял, что
лучше промолчать и не упоминать о банановой корке, на которой можно поскользнуться
через два шага, и о прочих верных слугах ее величества теории вероятностей. Он
только чуточку сильнее сжал ее теплую ладонь.