– Ждали, ждали… Постой тихонько, не мешай.
Она повернула лицо к морю и прислушалась к чему-то,
неслышному для Савина. Савин послушно молчал. У него вертелся на языке не один
вопрос, но он знал, что никаких ответов сейчас все равно не получит, и чутье
подсказывало, что торопиться не следует.
Чистый серебряный звук, похожий на далекий сигнал трубы,
донесся с моря, и мгла сгустилась в узкий высокий силуэт. Корабль с
зарифленными парусами бесшумно скользил к берегу, приобретая все более четкие
очертания, поворачивался бортом к ним, и Савин, не будучи специалистом в
морском деле, тем не менее мог бы с уверенностью заявить, что узнал его, –
с него прошлой ночью выгружали свой таинственный груз незнакомые моряки,
расплачивающиеся странными монетами.
Прогремела цепь, шумно плюхнулся в темную воду небольшой
якорь, борт навис над Дианой и Савиным (орудийных портов, отметил Савин, не
было), молча зашевелились знакомые уже фигуры в мешковатых коротких куртках с
капюшонами, опустили сходни у самых их ног.
– Ну? – с любопытством и явной подначкой спросила
Диана. – Что-то ты не торопишься…
– Только после вас, миледи, – галантно сказал
Савин и шагнул к трапу следом за ней.
«Что, если они меня переиграли, – подумал он, осторожно
нащупывая ногами грубо тесанные плашки-ступеньки. – Выманили на берег, как
последнего дурака, и Диана с ними заодно, и до скончания века никто не отыщет
следов пропавшего без вести репортера Глобовидения, впутавшегося в чужие
непонятные игры…»
Глупости. Это тоже называется – шарахаться от каждого куста.
Исходи угроза от этих самых корабельщиков, «честных контрабандистов», они не
приглашали бы помочь и не расплачивались бы честно за помощь. Что им стоило
вчера хлобыстнуть по затылку чем-нибудь тяжелым и отправить на угощение рыбам?
Нет, забеспокоился кто-то другой… Хотя бы тот, кто принимал доставленный товар.
Цепочка из нескольких звеньев, где каждое звено обладает определенной
самостоятельностью и, не исключено, преследует различные цели, каждое – свои. И
для моряков он не представляет ровным счетом никакой опасности, помехи или
угрозы, зато не нравится приемщикам груза, – а это означает и то, что они
могут принадлежать этому миру, постоянно живут здесь и потому не склонны
восторженно приветствовать случайных свидетелей… Вполне логично.
Снова провизжала цепь, вползая в клюз, резко свистнула сзади
боцманская дудка, матросы отрывисто перекликались, карабкаясь по вантам. Тяжело
захлопали паруса, разворачиваясь и наполняясь тугим прохладным ветром.
Они стояли у борта, никто к ним не подходил, не пытался
заговорить, и Савин не понимал почему, – он был чужаком, но Диана?
Мимо деловито прошагали двое матросов, не бросив в их
сторону и взгляда.
– Нас словно игнорируют, – сказал Савин
вопросительно.
– Отнюдь нет. Просто к чему навязывать свое внимание?
Если мы плывем с ними, значит, так нужно. Да и о чем бы ты с ними говорил? И
вообще, ты часто заговариваешь с шоферами такси?
– Контакт… – почти машинально сказал Савин.
– Ну вот, как обычно, – вспомнил один из расхожих
штампов, и все стало на свои места. Контакт, изволите ли видеть. А зачем? О чем
могут говорить двое незнакомых друг другу прохожих, случайно встретившихся на
перекрестке? О погоде разве что, и то это уместится в две-три фразы. Приподняли
шляпы, поклонились друг другу и разошлись…
Она была не права, определенно не права, но Савин не стал
спорить – не был уверен, что сможет ей что-то сейчас доказать. «Наверное, ей
когда-то очень не повезло в жизни, – подумал он, – обидели когда-то
или что-то еще в том же роде, мне ее почему-то жаль, но нельзя ей этого
сказать».
Корабль скользил в ту мане как призрак, и Савин крепко сжал
обеими руками тугие ванты, привязывая себя к реальности. «Уходят из гавани Дети
Тумана…» – вспомнил он мимолетно. Туман был не просто туман, странные ощущения
пронизывали тело и сознание, они не были болезненными, пугающими или
неприятными. Просто ничего похожего прежде испытывать не приходилось и
сравнивать было не с чем – словно за бортом тихо плескалось само Время,
прохладной изморосью оседало на лице, было соленым на вкус, проникало в каждую
клетку тела, растворяло в себе…
Туман редел, явственнее проступали вокруг темные волны, над
мачтами показались звезды, исчезло странное ощущение текущего сквозь тело
Времени. Все оставалось прежним, и все изменилось на неощутимую толику – чуть-чуть
не так пахнул морем воздух, чуточку иначе взлетали соленые брызги, в резком
крике промелькнувшей справа чайки послышались незнакомые нотки, да и была ли
это чайка? Савин знал, что он в другом мире, и последние сомнения на этот счет
развеялись, когда парусник выскользнул из тумана, и небо оказалось усыпанным
неизвестными созвездиями, и слева, почти в зените, стояла снежно-белая луна,
раза в два меньше земной, а справа, почти над самыми волнами, – вторая,
зеленоватая, с вишню размером. А впереди, прямо по курсу, вырастало над
горизонтом странное зарево – спокойное светлое сияние, пронизанное в тысяче
мест сполохами чистых спектральных цветов, и корабль на всех парусах шел туда,
матросы весело перекликались, палуба озарилась отсветами приближающегося зарева,
выраставшего из морских глубин и упиравшегося в звезды. Савин смотрел во все
глаза. Впереди был белый свет исполинского маяка, и освещенные радужными огнями
башни, и лес мачт, увешанных гирляндами разноцветных фонариков, –
невероятный, сказочный порт гриновского города. Шутихи со свистом проносились
над топами мачт и гасли в воде, вертелись огненные колеса, музыка становилась
все громче.
– Карнавал какой-то? – спросил Савин.
– Как каждый год в этот день, – сказала
Диана. – Доволен?
– Да не очень, – сказал Савин. – Я ведь не
для себя коплю впечатления – для других…
– Подождут твои другие…
Убирали паруса. Возле каменного мола отыскалось свободное
местечко, и рулевой виртуозно пришвартовал парусник, двое матросов сноровисто
перемахнули через борт, опутали канатом изящные литые кнехты.
– Прошу, – показала на трап Диана. – Добро
пожаловать в Город Тысячи Кораблей…
Они прошли по пирсу мимо бесчисленных ярко иллюминированных
кораблей – их наверняка было гораздо больше тысячи у причалов и на рейде –
вошли в широкие ворота и окунулись в бесшабашное веселье. На стенах домов
горели разноцветным необжигающим пламенем без копоти и дыма гроздья факелов,
фонтаны, украшенные каменными изваяниями неизвестных зверей, испускали веера
искр, десятки песен сливались в Мелодию Карнавала, пели и танцевали люди в
масках и незнакомых нарядах – двух одинаковых не было, и Савин не знал, что они
такое – праздничная одежда или карнавальные костюмы? Может быть, и то и другое.
Диана крепко держала его за руку, повеселевшая, смеющаяся, куда-то далеко
отлетели все заботы и сложности, Савин стал беспечной молекулой карнавала.
Кто-то в черном трико и красных кружевах, проносясь мимо,
сунул им в руки тяжелые чеканные кубки, весело крикнул что-то и растаял в
толпе. Они пробились к овальному бассейну фонтана, присели на парапет. Искры
ливнем сыпались на них и гасли, не причиняя боли. Савин вздрагивал сначала, но
вскоре привык. За спиной плеснуло – в бассейне кружило длинное гибкое животное,
похожее на тюленя. Приостановилось, всплыло на поверхность, глянуло в лицо
Савину, испустило звонкий веселый визг и снова, извиваясь, заскользило вокруг
постамента с каменным зверем.