Он извлек из камеры тонкий гибкий видеодиск, распаковал
маленький проектор. Пояснил торопливо:
– Лохинвар чего-то испугался, и я стал снимать…
Вспыхнул экран, на нем появилась равнина, выглядевшая почти
как при дневном свете, только переходы от света к тени были более контрастными.
Они сидели плечом к плечу, затаив дыхание.
– Ага! – тихонько вскрикнул Савин.
Что-то темное мелькнуло над самой землей – густой пылевой
вихрь, смерчик, не имеющий четких очертаний, он завивался размытой спиралью,
рос, разбухал, занял почти половину экрана, выбросил ветвистые отростки и
неожиданно стал сокращаться, худеть, гаснуть, развалился на несколько пляшущих
пятен, снова разбух, стал на несколько секунд единым целым, словно бы в
отчаянной попытке сохранить себя. И исчез.
Савин вернул диск к началу, включил раскадровку, но ничего
нового не увидел – то же самое, только разложенные на фазы рождение и смерть
смерча.
– Скорость съемки… – азартно сказал Лесли. –
Может быть, нужна была замедленная съемка? Или наоборот – ускоренная?
– Кто его знает, – сказал Савин. – Вот так
это выглядит. Я ничего не видел, значит, и конь ничего не видел – глаза у нас
устроены одинаково, приспособлены для одного и того же диапазона волн. Однако
конь что-то почувствовал, а камера что-то запечатлела, вдобавок конь пришел в
ужас…
Он выключил проектор и коротко, по профессиональной привычке
отсекая ненужные подробности, рассказал о баркасе, о зверях. О встрече с Дианой
рассказал очень скупо.
– Вы были бы прямо-таки идеальным свидетелем, –
задумчиво обронил Лесли. – Оно и понятно – вам тоже постоянно приходится
профессионально работать с информацией… Звери – это весьма интересно…
– Больше, чем таинственные моряки?
– Да, а монеты? – спохватился сержант. Их было
семь – серебряные, одного размера и с одинаковым изображением. На аверсе –
портрет бородатого лысого старика, на реверсе – непонятный вензель.
– И никаких надписей, – сказал Лесли.
– Это не самое странное.
– А что – самое?
– Я закоренелый нумизмат, – сказал Савин. –
Не самый лучший, разумеется, но рискнул бы назвать себя довольно опытным. Не
решусь обобщать – для всей планеты, но за Европу ручаюсь. Я не знаю в Европе
таких монет. Вы, кстати, заметили, что они выполнены грубее современных? Веку к
восемнадцатому я бы их отнес, но все европейские монеты восемнадцатого века я
знаю.
– Но ведь они говорили по-гэльски?
– Есть одна загвоздка, – сказал Савин. – Я не
знаю гэльского, поэтому не могу судить, были то шотландцы или иностранцы, плохо
знающие английский. Знаете, – вдруг вспомнил он, – я думаю о
темпоральной физике. Это как раз их сфера – фокусы с пространством. Правда,
никаких успехов не наблюдается… И все равно это их сфера. Что вы об этом
думаете?
– А ничего, – сказал Лесли. – Я полицейский,
понимаете? Человек погиб, и нужно доискаться, что его погубило. Вы говорите,
фокусы с четвертым измерением? Пусть так. Но именно эти фокусы вызвали смерть
человека. Что они могут вызвать еще? В любом случае мой долг однозначен:
сделать так, чтобы ничего подобного не повторилось. Я просто не могу углубляться
в раздумья об эпохальном значении происходящего, пока в столе у меня лежат
снимки изуродованного трупа. Вы только поймите меня правильно…
– Я понимаю, – сказал Савин, – я не имею
права вас упрекать или что-то советовать… И не об этом нам надо думать, а… Вы
догадываетесь о чем?
– Да, – сказал Лесли. – Нужно найти тех, кто
нам поверит. А где у нас доказательства? Нам поверит только тот, кто испытает
на себе то, что пришлось испытать нам. Существует инерция мышления и прочие
милые вещи… – Он буркнул под нос что-то по-гэльски. – Вы рискнете
позвонить в свою контору и рассказать о повозке, о зверях и прочих здешних
чудесах, имея в доказательство только монеты да еще этот диск? – Он кивнул
на проектор. – Ни смерть Мак-Тига, ни даже монеты ваши никого ни в чем не убедят.
Ну как, рискнете?
– Нет, – сказал Савин. – Журналисты – самый
недоверчивый народ на свете.
– Полицейские тоже, – грустно улыбнулся
Лесли. – Между прочим, прелестная Диана, когда я пытался вызвать ее на
откровенность и, очевидно, рассердил, спалила бумаги у меня на столе. Двинула
пальцем, и бумаги сами собой вспыхнули… Вы поверили бы часов десять назад?
– Нет, – сказал Савин.
– Что вы о ней думаете?
– У меня сложилось впечатление, что и она ничего
особенного не знает, – осторожно сказал Савин. – Пользуется чем-то,
чем оказалась в состоянии воспользоваться, и все. Мы с вами пользуемся
всевозможными техническими новинками, но не сможем рассказать, как они устроены
и почему работают.
– Вот видите. И никто нам не поверит, пока мы не
раздобудем что-то такое, что-то… – Не найдя слов, он постучал кулаком по
столу. – Человечество тысячи лет купалось во лжи, создало массу профессий
и общественных институтов, чтобы оградить себя от вранья, – пробирные
палаты, полиция, нотариат. Да и вы тоже. – Он покосился на Савина. –
Вы ведь в некотором роде тоже… нотариусы, заверяющие подлинность информации. И
сидим теперь, ломаем головы, а против нас – многовековая привычка не верить на
слово, просто на слово…
– Вообще-то, я знаю коллег, которые поверили бы на
слово…
– Да и у меня есть такие, – сказал Лесли. –
Сорвиголовы нашего возраста, верно? И многое, интересно, от них будет зависеть?
Вызвать их сюда означает увеличить число людей, которые окажутся в нашем
сегодняшнем положении. Эх, ну почему вы не пристрелили зверя?
– Не могу объяснить, – тихо сказал Савин. –
Помешало что-то.
– Глупо, глупо… Так мы никого не убедим.
– Сначала нужно самим разобраться в происходящем, а уж
после – убеждать кого-то.
– Предположим, мы докопаемся до истины, – сказал
Лесли. – Но грош ей цена, если у нас будет одно знание, без доказательств.
Необходимо что-то весомее слов, видеодисков и монеток… Сколько патронов вы
израсходовали, три? Возьмите. – Он достал обойму и еще три патрона россыпью. –
И не бойтесь стрелять прицельно.
– Я не хочу стрелять, – еще тише сказал Савин.
– Тогда уж лучше уезжайте. Мы ничего не добьемся, если
станем предпочитать поступку размышление. И еще. Я хотел бы вспомнить о
Гралеве-Гролле. Не странно ли, что физик, занимающийся полуфантастическими
вещами, приехал именно сюда?
– Думаете, здесь он должен с кем-то встретиться?
– Да, – сказал Лесли. – Жаль, что я
заинтересовался им только сегодня, после того, как узнал от вас, кто он…
– А что вы знаете о фирме «Смизерс и сыновья»?
– Вы и Геспером интересуетесь?
– Он не вписывается в здешний пейзаж, – сказал
Савин. – И только.