Сюзанна крепко сжала губы и на мгновение понурила голову.
Вновь вскинув глаза на собеседников, молодая женщина продолжала:
– Белыхмальчишек. Шла с ними на стоянку, в машину, обжималась
по-всякому, но давать не давала, крутила динамо. Ноги в руки – и привет. Эти
стоянки… они тоже были Свалка. Опасная игра, но молодость, проворство и
подлость натуры позволяли Детте пускаться во все тяжкие и наслаждаться.
Позднее, в Нью-Йорке, она пристрастилась воровать в магазинах… про это вы
знаете. Оба. Она всегда выбирала большие универмаги, торгующие галантереей, –
"Мэйси", "Гимбел", "Блумингдэйл" – а крала
ерунду, безделушки. И, надумав кутнуть таким манером, говорила себе:
"Двину-ка я нынче на Свалку. Тисну у белых какое-нибудь говно. Потырю
какую-нибудь напамять, а потом возьму да раскокаю это паскудство".
Сюзанна умолкла, глядя в огонь. Губы у нее дрожали. Когда
она вновь оторвала взгляд от костра, Роланд и Эдди увидели, что в глазах
молодой женщины стоят слезы.
– Не купитесь на то, что я реву. Я все помню – и что я
делала, и с каким наслаждением.Наверное, я плачу потому, что знаю – при
соответствующем стечении обстоятельств я бы опять взялась за старое.
Казалось, Роланд заново обрел малую толику прежней
невозмутимости, свойственного ему непостижимого самообладания.
– У меня на родине, Сюзанна, говаривали так: "Умному
вору во всякую пору благоденствие".
– По-моему, стянуть пригоршню бранзулеток большого ума не
надо, – отрезала она.
– Тебя хоть раз изловили?
– Нет…
Стрелок развел руками, словно говоря: "То-то и
оно".
– Выходит, для Детты Уокер Свалкой была всякая параша? –
спросил Эдди. – Поганые ситуевины, поганые моменты, всякая грязь? Так или нет?
Потому как, по-моему, что-тотут не то.
– Грязь… и блаженство. Яркиемгновения жизни… в те минуты
она… она придумывала себя заново– наверное, можно так сказать. Впечатляющие
мгновения… но бесплодные, потраченные впустую. Загубленные.Впрочем, все это не
имеет отношения к призрачному мальчику Роланда, не так ли?
– Быть может, нет, – сказал Роланд. – Видите ли, и в моем
мире тоже существовала Свалка. И у нас это словечко тоже было просторечным. Да
и толковалось весьма похоже.
– Что оно означало для тебя и твоих друзей? – спросил Эдди.
– Смысл его слегка менялся сообразно обстоятельствам.
"Свалкой" могли назвать кучу отбросов. Или бордель. Или притон, куда
ходят играть на деньги или жевать бес-траву. Однако самое распространенное,
самое обычное значение этого слова, какое я знаю, – оно же и самое простое.
Стрелок посмотрел на своих собеседников.
– Свалка – место запущенное и необитаемое, – сказал он. –
Свалка – это… это бесплодные земли.
Глава 15
Теперь дров в костер подбросила Сюзанна. На юге ослепительно
и ровно горела Праматерь. Из усвоенного в школе Сюзанна знала, что это значит:
Праматерь – не звезда, а планета. "Венера? – подивилась она. – Или
солнечная система, частью которой является этот мир, – иная, как и все прочее?"
Сюзанну вновь захлестнуло уже знакомое ощущение нереальности
происходящего – ощущение, что это непременно должен быть сон.
– Продолжай, – попросила она. – Что произошло после того,
как голос предостерег тебя насчет Свалки и мальчугана?
– Я поступил, как меня учили поступать, если со мной
когда-нибудь случится нечто подобное: ударил кулаком в дыру, откуда сыпался
песок. И вытащил кость, челюсть… но не эту. Кость, извлеченная мною из стены на
постоялом дворе, значительно превосходила ее размерами и почти наверняка
принадлежала одному из Великих Пращуров.
– Что с ней стало? – спокойно спросила Сюзанна.
– Однажды ночью я отдал ее мальчику, – сказал Роланд. Пламя
костра расцвечивало его щеки узором жарких оранжевых бликов и пляшущих теней. –
Как защиту… своего рода амулет. Позднее мне показалось, что она уже сослужила
свою службу, и я ее выбросил.
– А это-то тогда чья челюсть, Роланд? – спросил Эдди.
Держа кость на весу, Роланд долго, задумчиво смотрел на нее,
потом вновь бросил ее к себе на колени.
– Потом, когда Джейк уже… после того, как он погиб… я нагнал
человека, которого преследовал.
– Уолтера, – вставила Сюзанна.
– Да. У нас состоялась беседа… долгаябеседа. В какой-то миг
я уснул, а когда проснулся, Уолтер был мертв. Мертв по меньшей мере сотню лет,
а быть может, и больше. От него остались лишь кости, что, в общем, подходило к
обстановке, ибо местом нашей беседы Уолтер избрал погост.
– Да уж, долгонький вышел разговор, ничего не скажешь, –
сухо заметил Эдди.
Тут Сюзанна слегка нахмурилась, но Роланд только кивнул.
– Долгий-предолгий, – сказал он, глядя в костер.
– Утром ты очухался и к вечеру того же дня вышел к Западному
Морю, – сказал Эдди. – А ночью нагрянули те страшенные омары, да?
Роланд снова кивнул.
– Да. Но прежде, чем покинуть голгофу, где мы с Уолтером
говорили… или грезили… или что уж это было… я взял от его остова вот это. –
Стрелок поднял кость, и оранжевый свет вновь скатился с мертвого оскала.
"Челюсть Уолтера, – подумал Эдди, и его пробрал легкий
озноб. – Челюсть человека в черном. В следующий раз, когда тебе взбредет в
голову, что Роланд, может быть, обычный мужик, каких пруд пруди, вспомни о ней,
Эдди, мальчик мой. Он все это время таскал ее с собой, словно какой-то…
людоедский трофей. Бо-оже".
– Я помню, о чем подумал, когда взял себе эту кость, –
продолжал Роланд. – Помню очень хорошо; это единственное сохранившееся у меня
воспоминание о том времени, какое не сбивает меня с толку. Я подумал: "Я
спугнул удачу, выбросивши то, что нашел, когда встретил мальчугана. Эта кость
заменит мне ту". Тогда только я услыхал смех Уолтера – злобное, гаденькое
хихиканье. И голос его я тоже услышал.
Сюзанна спросила:
– Что сказал Уолтер?
– "Слишком поздно, стрелок", – сказал Роланд. –
Вот что он сказал. "Слишком поздно – отныне и вовеки удачи тебе не будет.
Таково твое ка".
Глава 16
– Хорошо, – наконец подал голос Эдди. – Основной парадокс
мне понятен. Твои воспоминания разделились…
– Не разделились. Удвоились.
– Ладно, пусть так; это почти то же самое, разве нет? – Эдди
подхватил прутик и тоже нарисовал на песке маленькую картинку: