Любовные игрища, да. Любовные игрища – чушь собачья. В том,
чем они занимались с Корал, любви не было ни грана. Любовь заменяло что-то
другое. И еще как заменяло.
Ему и раньше попадались страстные женщины, которые заводили
тебя в печь и держали там, меж подмахивающих бедер, но до Корал ему не
встречалась женщина, идеально гармонирующая с его желаниями и устремлениями, с
которой он входил в резонанс. К сексу он относился просто: брал, если что
попадалось под руку, и забывал, если такой возможности не представлялось. А вот
с Корал он хотел брать, брать и снова брать. Оказавшись вдвоем, они трахались,
как кошки или хорьки: извиваясь, шипя, царапаясь, кусали друг друга, кляли
последними словами, наслаждаясь, наслаждаясь, наслаждаясь. Иной раз, рядом с
Корал, Джонасу казалось, что его поджаривают на сладком масле.
Вечером у него прошла встреча с Ассоциацией конезаводчиков,
которой теперь куда больше подходило другое название – Ассоциация Фарсона.
Джонас рассказал им о последних событиях, ответил на их идиотские вопросы,
убедился, что они знают, чего он них ждут завтра. Покончив с этим, он заглянул
к Риа, которую устроили в апартаментах Кимбы Раймера. Ведьма даже не заметила
появления Джонаса. Она сидела в кабинете Раймера, с высоким потолком, книжными
стеллажами вдоль стен, за столом из железного дерева, в кожаном кресле,
абсолютно чужеродное тело, все равно что панталоны шлюхи на церковном алтаре.
На столе стоял хрустальный шар. Колдовская радуга. Риа водила над ним руками,
что-то бормотала, но шар оставался темным.
Джонас запер ведьму и пошел к Корал. Она ждала его в
гостиной, где завтра должно было пройти ежегодное собрание высших должностных
лиц. В этом крыле дворца хватало спален, но она повела его в спальню убиенного
брата… Джонас не сомневался, вполне осознанно. Там они и слились воедино, в
кровати под пологом, которую Харт Торин так и не разделил со своей наложницей.
Слились, как всегда яростно, отчаянно, и Джонас уже
поднимался к пику оргазма, когда рванула первая нефтяная вышка. О боги, а ведь
с ней никто не сравнится, подумал Джонас. Во всем чертовом мире нет второй
такой…
Еще два взрыва, один за другим, и Корал на мгновение застыла
под ним, затем вновь закрутила бедрами.
– СИТГО, – выдохнула она.
– Да, – прохрипел он, продолжая вгонять в нее свой член.
Секс уже потерял для него всякий интерес, но они достигли той точки, когда не
остановишься даже под угрозой смерти.
А две минуты спустя, голый, он уже спешил к маленькому
балкону спальни Торина, его полуобвисший конец болтался перед ним из стороны в
сторону. Корал, тоже в чем мать родила, следовала за ним.
– К чему такая спешка? – возмущенно воскликнула она, когда
Джонас распахнул стеклянную дверь на балкон. – Я могла бы кончить еще три раза!
Джонас ей не ответил. Огляделся. Везде темно… за исключением
нефтяного поля. Над ним стояло желтое зарево. У него на глазах зарево ширилось,
прибавляло яркости. И взрыв следовал за взрывом.
Разум его подернулся туманом. Это ощущение появилось после
того, как Диаборн, паршивый мозгляк, неведомо как догадался, кто он такой.
Корал своей энергией и напором помогала чуть разогнать этот туман, но теперь,
когда он смотрел на море огня, в которое превратились нефтяные запасы Фарсона,
туман, еще более сгустившись, вернулся вновь, как болотная лихорадка, которая
иногда уходит из мышц и прячется в костях, никогда не покидая тело. Ты на
западе, сказал ему Диаборн. Душа такого человека, как ты, не может покинуть
запад. Разумеется, так оно и было, он знал это и без Диаборна… но после того
как тот произнес эти слова, какая-то часть мозга Джонаса непрерывно об этом
думала.
Гребаный Уилл Диаборн. И где он теперь, он и оба его
благовоспитанных дружка? В calabozo [тюрьма, каталажка (исп.).] Эвери? Джонас в
этом сильно сомневался. Едва ли.
Новые взрывы рвали ночной покой. Внизу люди бегали и
кричали, как в то раннее утро, когда нашли убитых Торина и Раймера.
– Таких больших фейерверков на день Жатвы еще не было, –
прошептала за его спиной Корал.
Прежде чем Джонас успел ответить, в дверь забарабанили
тяжелые кулаки. Секунду спустя она распахнулась, и в спальню ворвался Клей
Рейнолдс, в одних синих джинсах. Всклоченные волосы, безумно горящие глаза.
– Плохие новости из города, Элдред. Диаборн и два других
сосунка из Привходящего…
Еще три взрыва, слившиеся в один. Над пылающим нефтяным
полем в небо неспешно поднялся огненный шар и растаял в темноте. Рейнолдс вышел
на балкон, встал между Джонасом и Корал, не замечая их наготы. Смотрел на шар
широко раскрытыми глазами, пока тот не исчез. Исчез, как мерзкие мальчишки.
Джонас изо всех сил боролся с охватывающей его паникой.
– Как им удалось вырваться? – спросил он. – Ты знаешь? Что
говорит Эвери?
– Эвери мертв. Как и его помощник, который был с ним. Их
нашел другой помощник, Тодд Бриджер… Элдред, что там творится? Что происходит?
– А, так это ваши мальчишки, – подала голос Корал. –
Устроили свой праздник Жатвы, не так ли?
Что у них на уме, подумал Джонас. Хороший вопрос, может,
самый важный. Поджечь нефтяное поле… Это все, на что они способны, или только
начало?
Вновь у него возникло острое желание убраться отсюда, из
Дома-на-Набережной, из Хэмбри, из Меджиса. Как же хорошо оказаться сейчас в
далеком далеке, в милях, колесах, лигах отсюда. Он вышел из-за Укрепления и уже
не мог вернуться под его защиту, подставился под ответный удар.
– Клей.
– Да, Элдред?
Но глаза Рейнолдса и его разум пребывали в СИТГО. Джонас
положил руку ему на плечо, развернул к себе. Джонас чувствовал, как
возвращается к нему способность замечать, сопоставлять, анализировать. Паника,
фатальное ощущение неизбежности конца исчезли.
– Сколько у нас здесь людей?
Рейнолдс задумался.
– Тридцать пять. Вроде бы.
– Сколько вооруженных?
– Ружьями, револьверами?
– Нет, идиот, щипцами для колки орехов.
– Возможно… – Рейнолдс прикусил нижнюю губу. – С десяток.
Если из этого оружия можно стрелять.
– Большие начальники из Ассоциации конезаводчиков еще здесь?
– Думаю, что да.
– Приведи Ленджилла и Ренфрю. Будить тебе их не придется.
Они все встали, а большинство уже там. – Джонас ткнул кулаком вниз, во двор. –
Скажи Ренфрю, пусть соберет авангард. Вооруженных людей. Мне бы хотелось взять
с собой человек восемь-десять, но я ограничусь пятью. Распорядись, чтобы в
возок ведьмы запрягли самого сильного, самого крепкого пони. Скажи этому
старому козлу Мигуэлю, что я отрежу ему яйца и заткну в уши, если этот пони
умрет по пути к Скале Висельников.