Несколько волосинок лежали на бедре, словно золотая
проволока, большую часть унесло течением. Сюзан тащила руку, перехваченную
Роландом, назад, к волосам, чтобы продолжить эту безумную стрижку. Они словно
сошлись в поединке по армрестлингу. И Сюзан брала верх. Конечно, в обычной
жизни Роланд был куда сильнее, но чары все переменили. Мало-помалу белый
треугольник кварца приближался к волосам. А этот пугающий звук… н-н-н-н-н-н…
продолжал рваться с губ.
– Сюзан! Прекрати! Проснись!
– Н-н-н-н-н…
Ее рука вибрировала от напряжения, мускулы стали твердыми,
как камни. А расстояние между куском кварца и волосами, щекой, глазом
сокращалось и сокращалось.
Не думая, что он делает – все наилучшие решения Роланд
всегда принимал на подсознательном уровне, – он наклонился к Сюзан, кварц разом
приблизился на четыре дюйма, приник губами к ушной раковине и громко цокнул
языком.
Сюзан отпрянула, звук этот, должно быть, пронзил ее голову,
как стрела. Веки задергались, рука ослабела. Он воспользовался моментом и
вывернул ей запястье.
– Ой! О-о-о-й!
Кварц выпал у нее из пальцев и плюхнулся в воду. Сюзан
уставилась на Роланда, окончательно проснувшись, глаза наполнились слезами. Она
терла запястье. Роланду показалось, что оно начало распухать.
– Мне же больно, Роланд! Зачем ты…
Она замолчала, огляделась. Не только ее лицо, но и все тело
выражало недоумение. Она уже хотела прикрыться, но поняла, что они по-прежнему
одни, и опустила руки. Оглянулась на следы, которые вели к воде с невысокого
откоса.
– Как я сюда попала? – спросила она. – Ты принес меня после
того, как я заснула? И почему ты причинил мне боль? О, Роланд, я же тебя люблю…
почему ты причинил мне боль?
Он снял с бедра золотые волоски, показал Сюзан.
– Ты достала из воды камень с острой кромкой. Пыталась
обрить им себя и не реагировала на слова. Просто счастье, что я не сломал тебе
руку… надеюсь, что не сломал.
Роланд взял ее за кисть, осторожно покрутил, прислушиваясь,
не трещат ли тонкие косточки.
Ничего не услышал, кисть легко вращалась в запястье. Сюзан
все так же ничего не понимала. Он же поднес ее руку к губам и поцеловал
холодную ладошку.
11
Роланд оставил Быстрого среди ив, чтобы проезжающий мимо не
увидел могучего мерина.
– Постой еще немного. – Роланд похлопал его по шее. – Еще
немного, дорогой.
Быстрый покивал, постукал копытом по земле, словно
показывая, что готов стоять до скончания веков, если возникнет такая
необходимость.
Из седельной сумки Роланд достал стальную посудину, которая,
в зависимости от обстоятельств, служила сковородкой или кастрюлей. Уже двинулся
к Сюзан, но вернулся. Он собирался ночевать на Спуске, чтобы в тишине многое
обдумать, поэтому постель захватил с собой. Ослабив ремень, порылся в одеялах и
достал маленькую металлическую коробочку. Открывалась она ключом, который Роланд
носил на груди. В коробочке лежал квадратный серебряный медальон (с портретом
матери внутри) и запасные патроны… не больше десятка. Он достал один, зажал его
в кулаке и вернулся к Сюзан. Она встретила его испуганным взглядом.
– Я ничего не помню после того, как мы второй раз занимались
любовью. Я посмотрела на небо, подумала, как мне хорошо, и заснула. Роланд, это
ужасно?
– Мне кажется, что нет, но ты сейчас все увидишь сама.
Он набрал в посудину воды и поставил ее на землю. С тяжелым
чувством Сюзан наклонилась над ней, расстелив волосы левой стороны по
предплечью. Сразу нашла место, где отрезала прядь, вздохнула, скорее
облегченно, чем печально.
– Замаскирую. Если заплести косу, никто ничего не заметит. В
конце концов, это только волосы… всего лишь дань женскому тщеславию. Моя тетя
не раз говорила мне об этом. Но, Роланд, почему? Почему я это сделала?
Роланд полагал, что знает ответ. Если волосы льстили
женскому тщеславию, то обритые волосы несли иную смысловую нагрузку – указывали
на то, что их обладательница не отличается пристойным поведением. Мужчина,
конечно, до такого бы не додумался. Жена мэра, ее проделки? Он сомневался.
Скорее всего к этому приложила руку Риа, с вершины Кооса обозревающая Плохую
Траву, Скалу Висельников и каньон Молнии. Она могла устроить так, чтобы наутро
после праздника Жатвы мэр Торин проснулся в сильном похмелье и рядом с обритой
наголо наложницей.
– Сюзан, ты мне позволишь кое-что попробовать?
Она улыбнулась:
– Что-то такое, чего мы еще не пробовали? Да, конечно.
– Речь пойдет о другом. – Он разжал руку, показал ей патрон.
– Я хочу попытаться выяснить, кто сделал такое с тобой и почему. – И не только
это. Пока он не знал, что именно.
Она посмотрела на патрон. Рука Роланда заплясала у нее перед
глазами. Пальцы сгибались и разгибались. Сюзан с детским интересом наблюдала за
всеми манипуляциями.
– Где ты этому научился?
– Дома. Это не важно.
– Ты хочешь загипнотизировать меня?
– Да… и я думаю, что тебя уже гипнотизировали. – Патрон
двигался все быстрее, как и пальцы. – Разрешаешь?
– Да, – ответила Сюзан. – Если сможешь.
12
Он, конечно, смог, а быстрота погружения Сюзан в транс
только подтвердила догадку Роланда о том, что Сюзан уже гипнотизировали, и
недавно. Однако он не мог добиться от нее того, чего хотел. Вроде бы она во
всем шла ему навстречу (контактный гипнотик, как сказал бы Корд), но дальше
определенного уровня он, пробиться не мог. Не то чтобы Сюзан пыталась что-то
скрыть: монотонным, бесстрастные голосом она рассказала об унизительной
процедуре осмотра у старухи, о том, как Риа попыталась «разогреть» ее (тут
кулаки Роланда сжались с такой силой, что ногти впились в ладони). А потом
наступал момент, после которого Сюзан ничего не помнила.
Она и Риа вышли на крыльцо, говорила Сюзан, постояли под
Целующейся Луной, свет которой падал на их лица. Старуха гладила ее косу. Сюзан
это помнила. Прикосновение это вызывало у нее отвращение, особенно после того,
что ведьма проделывала с ней раньше, но Сюзан ничего не могла с этим поделать.
Руки стали такими тяжелыми, что не поднимались, язык не ворочался. Она могла
только стоять, а старуха что-то нашептывала ей на ухо.
– Что? – спросил Роланд. – Что она нашептывала?
– Я не знаю. Остальное теряется в розовом.