Глава 6
Вступив под своды кухни, как в пышный храм, я понял, что эльфы ничего не признают, кроме залов, разве что варьируют их в размерах и пышности отделки.
Десятки поваров трудятся над тем, что создают изысканные блюда и напитки, но никаких кипящих котлов, жаровен, даже привычных запахов варки и жарки нет и в помине.
Ко мне обернулись почти все, все слуги, потому их лица еще высокомернее, чем у хозяев, нужно же дать понять этому человеку, что он вообще пыль и грязь под их ногами.
— Ребята, — сказал я громко, — мои возможности, увы, ограничены. Могу создать не больше десяти порций своего волшебного мороженого, а потом превращаюсь в выжатую тряпку до следующих суток.
На их лицах ничто не изменилось, только главный, как догадываюсь, шеф-повар, поинтересовался надменно:
— Сейчас готов?
— Да, — ответил я.
— Начинай.
Я с облегчением перевел дух, мое заявление приняли как должное, наверняка потому, что и у них получается примерно так же, а то и того меньше, не зря же на кухне целая толпа, иначе все творил бы один человек.
Все оставили свои блюда и наблюдали, как на столе появляются одна за другой порции мороженого. Я дышал все тяжелее, а на десятой порции схватился за сердце, застонал и пошел к двери, охая пожалобнее и цепляясь за стену.
К моему разочарованию, никто не бросился лечить или хотя бы поддерживать, и я, поругивая индивидуализм, вот тролли, те бы окружили заботой, коллективисты в натуре, вышел в холл, огляделся и чуть более уверенной походкой двинулся дальше, в любой момент все равно готовый сбледнуть и ухватиться за мое такое чувствительное сердце мыслителя и поэта.
Музыка слышится отовсюду, я навострил уши, выбирая направление, откуда громче, пошел, как большой крыс на дудочку Крысолова, и через два зала вышел в нечто сказочно прекрасное, не зал, а целый мир с порхающими под сводами некими существами, если это не миражи. А внизу перемешивается цветной калейдоскоп танцующих, гуляющих, флиртующих, все в ярких костюмах, у многих на лица прицеплены изящные полумаски, а некоторые и вовсе держат их в руках, укрепленными на изящном резном прутике, и время от времени прикладывают к глазам, якобы на это время становятся неузнанными.
Меня заметили, но лишь одарили холодными взглядами, лишь одна эльфийка живо порхнула ко мне навстречу, сияющая и смеющаяся. Я узнал издали Иримэ.
Она держит в руке золотую полумаску на тонкой и богато украшенной рукояти, и хотя я ее уже увидел, однако подняла руку и посмотрела на меня сквозь прорези, дескать, теперь я прекрасная незнакомка…
Раньше я никогда не понимал этой хрени, когда муж на маскараде не узнает жену и начинает к ней клеиться, ага, как же не узнает, если это жена, да он ее по походке, голосу, по губам узнает, по зубам, которые показывает в улыбке, по носу, который маска не закрывает… Да от меня хоть в паранджу спрячься, как это не узнать?
Но теперь вижу, что это всего лишь игра, муж должен делать вид, что не узнает жену, а знакомые тоже делают вид, что впервые видят друг друга, это чтоб… ну, не знаю даже, но что-то в этом есть, только мне как-то непонятное, мне, как и Ваньке Морозову, чего-нибудь попроще и чтоб не меньше третьего, ну пусть второго размера.
— Астральмэль, — пропела она укоризненно, — ну что вы молчите? Скажите что-нибудь!
Остальные засмеялись высокомерно, как же, что человек может сказать, сейчас начнет мэкать и бэкать, тужась выдавить изысканность, но это будет так неуклюже, что потешаться можно будет весь вечер…
Одна из эльфиек поинтересовалась:
— А он все сделал на кухне?..
— Он онемел, — сказала вторая. — Человек, скажите что-нибудь!
— Вы бесподобны, — сказал я лихо. — Разрешите вам впендюрить?
Улыбки медленно сползли с их лиц, а те вытянулись еще больше, надменности не поубавилось, зато появились растерянность и сильнейшее разочарование.
Гамандил, что за дурное имя, я всякий раз удерживаюсь, чтобы не назвать его гамадрилом, все слышал, хотя и находится чуть ли не на другом конце зала, каким-то образом оказался тут же рядом.
— Разве, — произнес он надменно и с высокомерием императора эльфов, — у вас, людей, за это нельзя получить по морде?
— Можно, — ответил я так же лихо. — Но можно и впендюрить!..
— Человек, — произнес он с таким отвращением и даже тоской, что я догадался, все верно, можно. Какими бы эти дамы ни были надменными и высокомерными, но что-то частенько графские дети бывают похожи на их конюхов, а я сейчас действую в прямой и честной манере поручика без всяких выпендренов, а это победная стратегия, недаром же будущее за демократией конюхов и кухарок, а всем эльфам и рыцарям предстоит исчезнуть, как вообще всему благородному.
Я улыбнулся Иримэ.
— Как видите, леди, я вполне способен поддерживать изящную беседу на должном уровне.
— Да, — проговорила она и ухитрилась при ее росте посмотреть на меня свысока, — люди… очень интересные животные.
— Я вам понравлюсь, — пообещал я.
Она отступила на шаг.
— Развлекайтесь, конт. А я пока развлекусь со своими друзьями по-своему.
Я поклонился, глядя, как она моментально растворяется в толпе танцующих. Гамандил исчез еще раньше, вокруг меня свободное пространство, словно никто не решается переступить карантинную зону.
Поулыбавшись и выразив свой восторг, я потихоньку отступил, прошелся по залам, выбрав небольшой, но зато пустынный, присел и торопливо представил, что превращаюсь в дракона. Огромного и могучего дракона, такие летать не могут, но всей массы, закованной в чудовищно толстые плиты костяных доспехов, хватит, чтобы проломить стены этой крепости.
Мгновения летели, я не ощутил даже головокружения, не то чтоб потери памяти, как всегда происходит, повертел головой, я стою в странной и смешной позе на четвереньках, дуюсь, кряхчу, вспотел даже, но что-то не идет…
От дверного проема раздался веселый голосок:
— Конт, что с вами?
В комнату вошла и быстро приближалась ко мне эльфийка. Я узнал Туилиндэ. Веселая и с румяными щечками, что так удивительно для эльфов, но теперь я уже знал, что это признак крайней молодости, а потом все обретают благородную бледность.
Я медленно поднялся, стараясь не показывать, что меня поймали на горячем, пробормотал:
— Это… ритуальное…
Она широко распахнула огромные прекрасные глаза.
— Ритуальное?
— Ну да, — ответил я недовольно. — Мы, лесные эльфы, молимся Великому Дубу, как его дети, потому что все мы малость дубоватые, а кое-кто и не малость, это скромно я о себе… Не хотите ли помолиться вместе?
Она отпрыгнула, щеки зарумянились еще сильнее.