И пожевать батончики «Марс».
16
Миссис Тассенбаум брала подъем от «Кары-Хохотушки» к
Тэтлбек-роуд на второй передаче. Двигатель старого пикапа надрывно ревел (если
бы на приборном щитке стоял тахометр, стрелка наверняка бы ушла в красную
зону), какие-то инструменты перекатывались по ржавому кузову.
Роланд слабо владел прикосновениями, можно сказать, совсем
не владел, в сравнении с Джейком, но он встречался с Кингом, даже погрузил его
в ложный сон гипноза. Эта была мощная связь, поэтому особо не удивился, что ему
удалось прикоснуться к мозгу, до которого не сумел дотянуться Джейк. Возможно,
не помешало и то обстоятельство, что Кинг как раз думал о них.
«Он часто думает о нас на своих прогулках, — подумал Роланд.
— В одиночестве он слышит Песнь Черепахи и знает, какую работу должен делать.
Ту самую, от которой увиливает. Что ж, друг мой, сегодня этому будет положен
конец».
Если, конечно, они смогут его спасти.
Он перегнулся через Джейка к женщине.
— Ты можешь заставить эту проклятую богами штуковину ехать
быстрее?
— Да, — ответила она, — пожалуй, смогу, — потом обратилась к
Джейку. — Ты действительно можешь читать мысли, или это игра, в которую ты
играешь со своим приятелем?
— Мысли я читать не могу, в чистом виде, — ответил Джейк, —
но могу прикасаться к разуму других.
— Я очень надеюсь, что ты говоришь правду, потому что
Тэтлбек-лейн проложена по холмам и местами такая узкая, что двум автомобилям
никак не разъехаться. Если ты почувствуешь, что кто-то едет навстречу, дай мне
знать.
— Дам.
— Прекрасно, — ее зубы сверкнули в улыбке. Да уж, сомнений
тут больше быть не может: эта поездка — лучшее, что произошло в ее жизни. И
такое волнительное. Теперь она не только слышала поющие голоса, но и видела
лица в листве растущих вдоль дороги деревьев, словно за ними наблюдает
множество зрителей. Чувствовала, что вокруг собирается какая-то невероятная
сила, и в голове мелькнула безумная мысль: если она вдавит в пол педаль газа
старого ржавого пикапа Чипа Макэвоя, эта развалюха помчится быстрее света.
Подпитываясь той энергией, что окружает их, пикап может обогнать само время.
«Что ж, давай поглядим, так ли это», — подумала Ирен.
Выехала на середину Тэтлбек-лейн, выжала сцепление, включила третью передачу.
Старый пикап не разогнался быстрее скорости света и не обогнал время, но
стрелка спидометра подобралась к 50 милям… и поползла дальше. Пикап резво
поднялся на вершину холма, а когда начал спуск, на какие-то мгновения даже
оторвался от земли.
По крайней мере, один человек в кабине пикапа счастлив. Ирен
Тассенбаум аж вскрикнула от восторга.
17
У Стивена Кинга для прогулки два маршрута, короткий и
длинный. Короткий выводит его к пересечению Уоррингтон-роуд и шоссе 7, потом
домой, к «Саре — Хохотушке», тем же путем. Длина этого маршрута три мили.
Долгая прогулка (так уж вышло, что это и название романа, который он когда — то
написал под псевдонимом Бахман, задолго до того, как мир сдвинулся) ведет его
мимо Уоррингтон-роуд, по шоссе 7 до Слэб-Сити-роуд, потом назад по шоссе 7 до
Бери-Хилл, в обход Уоррингтон-роуд. Этот маршрут приводит его к дому через
северный конец Тэтлбек-лейн, и его длина четыре мили. Именно этот маршрут он
наметил на сегодня и, добравшись до пересечения шоссе 7 и Уоррингтон-роуд,
останавливается, задумывается, а не вернуться ли ему коротким путем. Он всегда
осторожен, когда речь идет о прогулках по обочине дорог, пусть машин на шоссе7
мало, даже летом. Их количество резко возрастает только раз в году, во время
ярмарки во Фрайбурге, но она начинается в первую неделю октября. Практически на
всем протяжении шоссе видимость хорошая. Если едет плохой водитель (или пьяный)
его успеваешь заметить где — то за полмили, и у тебя есть время отойти
подальше. Есть только один слепой холм, и находится он сразу за пересечением с
Уоррингтон-роуд. Однако, он же и аэробический холм, который заставляет сердце
как следует поработать, а разве не для этого он каждый день отмеряет эти глупые
мили? Чтобы улучшить, как говорят телевизионные говорящие головы, «сердечное
здоровье». Он перестал пить, завязал с наркотиками, практически бросил курить,
следит вот за своим здоровьем. Что еще можно от него требовать?
Однако, голос продолжает нашептывать ему: «Уйди с главной
дороги, Возвращайся к дому. У тебя будет час для работы, перед тем, как поехать
на вечеринку на другую сторону озера. Ты успеешь кое-что сделать. Может, даже
начнешь следующую книгу цикла „Темная башня“. Ты знаешь, она уже сложилась у
тебя в голове».
Ага, так и есть, но у него уже есть книга, над которой он
работает, и книга эта ему нравится. Возвратиться к истории Башни — все равно,
что заплыть на глубокую воду. Там можно и утонуть. И внезапно он понимает, в
этот самый момент, стоя на перекрестке, что начнет писать эту историю, если
вернется. Ничего не сможет с собой поделать. Придется ему прислушаться к тому,
что он иногда называет Вес'— Ка Ган, Песнь Черепахи (а случается, и Песнь
Сюзанны). Он забросит книгу, над которой работает, повернется спиной к
безопасной суше и вновь поплывет на глубокую воду. Он уже четырежды плавал
туда, но на этот раз должен будет доплыть до другого берега.
Доплыть или утонуть.
— Нет, — говорит он. Вслух, и что в этом такого? Здесь его
никто не слышит. До него долетает едва различимый шум приближающегося
автомобиля… или двух?
Одного на шоссе 7 и второго на Уоррингтон-роуд? Но это все
посторонние шумы.
— Нет, — повторяет он. — Я пройдусь, а потом поеду на
вечеринку. Сегодня я больше не пишу. Тем более, такое.
Оставив развилку позади, он начинает подниматься на крутой
холм, с короткой зоной видимости. Идет навстречу шуму приближающегося минивэна
« додж караван «, и звук этот возвещает о его грядущей смерти. Ка рационального
мира хочет, чтобы он умер; ка Прима хочет, чтобы он жил и продолжал пень свою
песню. Вот так в этот солнечный день, во второй его половине, в западном Мэне
непреодолимая сила устремляется к неподвижному объекту, и впервые после
отступления Прима все миры и все существующее поворачиваются к Темной Башне,
которая стоит в дальнем конце Кан'-Ка Ноу Рей, что означает Красные поля Ноуна.
Обрываются даже злобные крики Алого Короля. Решать будет Темная Башня.
— Решение требует жертвы, — говорит Кинг, и хотя никто,
кроме птиц, не слышит его, а он понятия не имеет, что означают эти слова,
писателя это не тревожит. Он всегда что — то бормочет себе под нос, словно в
голове у него Пещера голосов, полная блестящих, но не всегда умных, имитаторов.
Он шагает, размахивая руками, которые иной раз касаются
синих джинсов, не подозревая, что его сердце отбивает последние (не последние)
удары, что его разум додумывает последние (не последние) мысли, что голоса произносят
последние (не последние) дельфийские пророчества.