Заговор по-венециански - читать онлайн книгу. Автор: Джон Трейс cтр.№ 74

Хороший момент — Альфи наконец пробрался, куда хотел. Его вряд ли поймают, а если и поймают, у него есть отличная легенда.

Плохой момент — он не знает, с чего начинать поиски.

Остров Сан-Джорджио, Венеция

1778 год

Витражное окно в кабинете аббата разбито вдребезги. Пол усеян голубыми, зелеными, золотистыми и белыми алмазами осколков. Ящики стола тоже на полу; шкафы, бывшие на замке, разбиты, повсюду валяются бумаги, злонамеренно залитые чернилами.

Отослав помощников, аббат остается с Томмазо один на один. Указывает на разгром и говорит:

— Лодочный сарай подожгли, чтобы отвлечь нас от главного злодейства, брат. Я так подозреваю.

Томмазо сразу думает о наихудшем.

— Украли подарки моей матери?

— Да, — говорит аббат, по-прежнему не уверенный, причастен ли юный монах ко взлому. — Украли.

Сказав так, настоятель вглядывается в лицо Томмазо, проверяя, как тот отреагирует. Затем указывает на разбитую обшивку стены:

— Они хранились в ящике, вон там. — Приподнимает цепь у себя на поясе. — Ключ был только у меня. А ну, выкладывай, что ты узнал о табличке.

Томмазо молчит.

— Брат, я знаю, что ты не терял времени даром в Венеции.

Под пристальным взглядом аббата Томмазо не выдерживает и отворачивается. Гнев, который он хотел выместить на главе обители, остужен и превратился в смущение. Тайна раскрыта.

— Всего табличек три, и вместе они составляют этрусский артефакт, атмантские таблички.

О втором названии наследства Томмазо умалчивает.

Святой отец смотрит на монашка и про себя клянет своего предшественника — ведь мог же открыть ларец, пока Томмазо был еще младенцем-подкидышем. Случись так, сегодняшние беды не свалились бы на голову аббата. Интересно, причастен ли Томмазо к краже? Серебряную табличку можно продать за небольшое состояние, и такое богатство вполне изменит жизнь бедного монаха.

— С кем ты общался? — спрашивает настоятель. — Говори, кому точно ты рассказывал про табличку?

Томмазо коротко пересказывает историю своих похождений, упомянув только Эрманно и Эфрана. О девушке лучше молчать; она — сама невинность, и дурно было бы говорить о ней как о пособнице жидов.

— Тот юноша, Эфран, казался таким многознающим. Начитанным и готовым помочь. Какой же я дурак!

— Обман — его ремесло. Вот тебе урок и поразмысли над ним хорошенько, пока будешь отбывать епитимью за свою наивность.

Томмазо покаянно кланяется.

— Да, преподобный отец. — Он тревожно перебирает четки и прикасается к распятию у себя на шее. — Отец, простите мне дерзость, но я хочу задать один вопрос.

Аббат неохотно кивает: задавай, мол.

— Вы с самого начала ведали о природе таблички?

Преподобный отец понимает, к чему клонит Томмазо.

— Я только подозревал. Однако вполне мог ошибаться и потому не раскрыл тебе своих замыслов.

— Какие могли быть сомнения?

Аббат задумчиво склоняет голову набок.

— Сомнительно, чтобы такая значительная вещь оказалась на пороге монастыря, среди скудных пожитков подкидыша. Единственное, что убеждало в обратном, — это поверье, будто таблички родились недалеко от нашей обители.

— Окончательно вас убедило письмо моей матери?

— В каком-то роде. На самом деле в ценности таблички меня убедила кража. Некто взял на себя смелость проникнуть сюда и устроить погром, а значит, он был уверен, что идет за подлинным артефактом. К нам послан специалист из Ватикана. Правда, он приболел, иначе бы уже давно приехал.

— Преподобный отец, — с болью в голосе говорит Томмазо, — я бы сам с радостью отдал вам письмо матери. Зачем же было тайком похищать его из моей кельи?

— Сожалею о содеянном, — смягчившимся тоном отвечает аббат. — Но и ты пойми меня. Я ведь сомневался, и сомневался во многом. В тебе, кстати, тоже.

Стыд открыто читается на лице Томмазо. Как не совершать аббату подобных деяний!

— А письмо? — глядя в пол, спрашивает Томмазо. — Оно здесь?

Упав на колени, он принимается искать среди прочих бумаг. Потом смотрит на разбитый шкаф и говорит:

— Или его тоже выкрали?

Подойдя к Томмазо, аббат бережно берет его за руку и поднимает на ноги.

— Брат, сожалею, но письмо тоже пропало. Кто бы ни приходил за табличкой, он забрал и ларец, и письмо, лежавшее в нем.

Вихрь мыслей рождается в голове у Томмазо. Пропал подарок матери. Пропало письмо, и больше ничего личного не осталось. Что еще хуже, грабитель теперь знает: у сестры Томмазо хранится вторая табличка.

Значит, сестре грозит смертельная опасность.

Высвободив руку, Томмазо сообщает аббату:

— Простите, преподобный отец, мои дни здесь сочтены. Я желаю покинуть обитель немедленно.

Настоятель видит в его лице решимость, вызов.

— Ничего такого ты, брат, не сделаешь. Переступишь порог монастыря — и через час я пошлю за тобой инквизиторов.

Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния

В государственной тюрьме Сан-Квентин содержится свыше пяти тысяч заключенных, и смертников тут больше, чем в любой другой тюрьме. Каждый день здесь случается что-нибудь эдакое. Сегодня — не исключение.

Дежурные заглядывают в камеру к Ларсу Бэйлу через специальное окошко и с ужасом видят, что заключенный валяется на полу.

Лицо у него мертвенно-белое.

Из глаз, ушей и носа течет кровь, а на губах и груди — блевота.

Охранки поднимают тревогу, вызывают санитаров и срочно открывают дверь камеры.

Первым входит офицер Джим Тиффани. Он наклоняется к Бэйлу проверить пульс.

Мертвец тихо стонет.

— Он жив!

Тиффани падает на колени и переворачивает Бэйла на спину.

Собирается оказать первую помощь, но тут заключенного сгибает пополам. От смеха.

— Господи боже! Какого хера?!

Тиффани отшатывается. Его младший напарник, офицер Пит Хэтчер, чуть не роняет рацию.

Бэйл поднимается на ноги, хохоча, как пятилетка — над пошлым анекдотом.

И только тогда дежурные понимают, в чем дело.

Бэйл, урод сбрендивший, загримировал себя под мертвого.

Ухмыляясь, он говорит:

— Шутка, парни. Так, аперитивчик перед блюдом, которое скоро подоспеет. Конец меня смертного. Впрочем, не ссыте. Я еще вернусь. Да-да, вернусь-вернусь.