Старк осторожно пошевелился. В поведении юноши не было ничего, что давало бы основания заподозрить в нем вора — а Старк в таких вопросах обычно доверял своему инстинкту, — но кражи книг были проклятием его ремесла, и чаще всего этот товар оказывался в руках голодающих студентов.
— Один шиллинг, — повторил он, как бы напоминая юноше о жалком барыше и удобной возможности проститься. — Это все, что я могу предложить.
— Ну что ж, так тому и быть, — сказал студент, весьма странно улыбнувшись.
Старк опустил глаза.
— Я… Мне нужны ваши данные, — сказал он, искренне смутившись. — Для реестра, понимаете.
— Конечно, — согласился юноша и с готовностью взял протянутое перо.
Он склонился и нацарапал свой адрес — студенческий пансион на Хоу-стрит, а когда Старк вручил ему деньги, достав их из ящика с наличностью, положил монеты в карман, даже не взглянув на них. Потом помялся по другую сторону прилавка, быстро обведя глазами ряды полок, как будто намеревался раскрыть какой-то постыдный секрет и собирался с духом.
Старк смущенно ждал, положив руки на прилавок.
Наконец юноша, еще раз осмотрев магазин, наклонился вперед и очень тихо сказал:
— Молодая женщина…
Старк посмотрел на него.
— Молодая женщина, — повторил студент, — та, что здесь работает…
Старк молчал.
— Может, — сдавленно прошептал юноша, — может быть, она здесь?
Какое-то время Старк вообще ничего не говорил. Даже не моргал. Только незаметно передвинул руки к книгам и с силой придвинул их к себе.
— Сожалею, — наконец сказал он, — но юная леди, о которой вы говорите, в настоящий момент недоступна.
Студент, услышав из подвала лязг и шипение печатного станка и ощутив ее близость, осмелел и продолжил.
— Может, она будет позже? — спросил он. — В какое время… Когда я могу зайти?
Старк посмотрел на юношу и увидел все знакомые признаки: одинокий, недоедающий, несомненно, кругом в долгах, алчущий одной-единственной искры, которая бы осветила его суровую эдинбургскую зиму. Было невозможно не пожалеть его, но Старк чувствовал, что его долг быть кратким ради долгосрочного блага самого юноши.
— На вашем месте я бы не заходил, молодой человек, — твердо сказал он. — И не спрашивал.
Он смотрел прямо на юношу, чтобы оценить эффект, произведенный его советом, и заметил, как молодое лицо медленно помрачнело.
— На вашем месте я бы поискал в другом месте, — без выражения продолжил Старк. — Нет смысла тратить здесь время.
Юноша несколько мгновений подумал, прокашлялся.
— У нее… другой? — шепотом задал он роковой вопрос, как будто уже долгое время вынашивал эту мысль.
Старк прижал книги к груди.
— Она… недоступна.
Юноша отвел глаза, отвернулся и обреченно кивнул.
— Понимаю, — сказал он, прилаживая навалившееся на него отчаяние. — Понимаю.
Он помедлил еще две-три секунды, чувствуя, что сердце его съежилось, как охваченный огнем цветок, и кивнул, не подымая глаз. Затем как-то неестественно повернулся и, оглушенный, направился к выходу.
Старк почувствовал, как у него раздулось сердце.
— Молодой человек, — позвал он, пока юноша не ушел. — Молодой человек!
Студент обернулся с порога, лицо у него было белым, как у призрака, и Старк сделал вид, что опять просматривает книги, как будто только что-то заметил.
— М-м, эта книга… вот эта, — сказал он, поднимая Гете. — Боюсь, я недооценил ее. — Он опять посмотрел на книгу. — Да, — сказал он, чувствуя, что никак не может себе это позволить, но всеми силами желая облегчить отчаяние юноши. — Я должен вам по меньшей мере еще один шиллинг.
Он быстро потянулся к ящику с наличностью, вытащил монету, поднял глаза… но юноша уже исчез.
Оставшись одни, Старк в странном унынии положил монету обратно в ящик и вздохнул.
Он уже имел дело с печальными поклонниками, и, несомненно, ему придется иметь с ними дело еще не раз. Он знал: в Эдинбурге, как и в любом другом городе, мало что так привлекает одиноких студентов университета, как девушка в местном книжном магазине. А если эта девушка такая, как Эвелина — целомудренная, хрупкая, неуловимая, — она тем более становится магнитом для измученных и отчаявшихся молодых людей.
Рассеянно расставляя новые приобретения, он размышлял, что, пожалуй, тоже мог когда-то стать жертвой ее неотразимого обаяния и по-своему, несколько чудаковато, но вот так же погибнуть. Старк происходил из семьи с длинной родословной, выучившейся презирать человеческую близость и взамен этого развившей в своих представителях необычную привязанность к животному миру. Именно публичное проявление заботы о каких-то пленных птичках привлекло его внимание к Эвелине пару лет назад, вследствие чего он почувствовал приятное шевеление в своем сердце стоика и киника. Он старался об этом не думать.
Старк хотел спуститься посмотреть, как у нее продвигается печать, когда заметил у дверей лысого мужчину с блестящими ушами, небрежно листающего книги. Старк насторожился — клиент, повернувшись к нему спиной, как открытую сумку, держал в руках шляпу, — но скоро даже в таком неудачном ракурсе узнал своеобразные повадки инспектора Кэреса Гроувса, человека, которому он однажды одалживал несколько книг по истории борьбы с преступностью.
Инспектор повернулся, убедился, что его узнали, переступил с ноги на ногу и, кивнув, подошел к прилавку.
— Мистер Старк, — сказал он.
— Инспектор, — холодно ответил Старк.
— У вас ведь есть книги Диккенса?
— Чарлза Диккенса?
— Да.
— Конечно, инспектор. Только их следует искать не в историческом разделе. — Не будучи по природе язвительным человеком, Старк так и не простил Гроувсу, что тот испачкал одолженные книги чернилами.
Гроувс кивнул и быстро подыскал другую тему.
— Вы делаете внизу книги? — спросил он, прислушиваясь к шуму стайка.
— Кое-какие брошюры для медицинского факультета. Вам нужно?
Гроувс оставил вопрос без внимания. Он обвел глазами магазин, точно как давешний студент, и почти так же понизил голос:
— У вас тут работает девушка, так?
— Да… работает, — подтвердил Старк, прокрутив неприятную мысль, что стареющий инспектор тоже потянулся к его помощнице.
— По имени Эвелина Тодд, — сказал Гроувс почти шепотом, как будто поминая демона.
Старк кивнул.
— Она сейчас здесь?
— Да, инспектор. Но она нас не слышит, уверяю вас, так что вы можете говорить свободно.
Гроувс прислушался к пыхтящему, лязгающему станку, по голос повысил не сильно: