Но они продолжали целоваться.
Воспользовавшись своей рубашкой вместо тряпки, Гард стер со
своего лица ее грим. Неужели она намерена прямо сейчас заняться с ним любовью?
Что ж, если она хочет…
Они оба сейчас представляли лакомый кусочек для комаров и
москитов, но Гарднер не получил ни одного укуса и был также уверен, что и Бобби
не укусил никто. Это не только грозное оружие, — думал он, глядя на корабль, —
но еще и отличный репеллент: отпугивает всех насекомых.
Он вновь натянул рубашку и коснулся лица Бобби, пробежал
пальцами по щеке, стирая грим. Большая часть его, правда, уже была смыта
слезами.
— Я ненавижу тебя, — прошептал он.
Ты любишь меня, — ответила она.
— Что?
Ты все услышал, Гард. Я знаю, что услышал.
— Ты сердишься? — спросил он, уверенный, что между ними
вновь воздвигнется барьер, уверенный, что все закончится, потому что самые
лучшие вещи когда-нибудь кончаются. И ему было грустно от этой уверенности.
— Именно поэтому ты не хочешь разговаривать со мной? — Он
помолчал. — Я не упрекаю тебя. Ты имеешь право так вести себя, женщина.
— Но я говорила с тобой, — сказала она, и, хотя ему было
стыдно за то, что он солгал ей, он был рад слышать в ее голосе разочарование. —
Говорила мысленно.
— Я не слышал.
— А раньше слышал. Ты слышал… и ты отвечал. Мы говорили,
Гард.
— Тогда мы находились ближе к… к этому, — он указал рукой на
корабль.
Она слегка усмехнулась и прижалась щекой к его плечу. Грим
все больше стирался, обнажая бледную, полупрозрачную кожу.
— Разве я могу ненавидеть тебя?
— Нет. Да. Немного, — она улыбнулась и в этот миг стала
давно и хорошо знакомой ему Бобби Андерсон. И все-таки по ее щекам бежали
слезы. — И все же это хорошо, Гард. Мы сохранили самое лучшее в себе
напоследок.
Он очень нежно поцеловал ее, но теперь ее губы были другими.
Губы Новой и Усовершенствованной Бобби Андерсон.
— И все же ни мне, ни тебе не хочется сейчас заниматься
любовью.
— Я знаю, что выгляжу усталой, — сказала Бобби, — и потеряла
свою прежнюю привлекательность, как ты, наверное, успел заметить. Ты прав: мне
не хочется сейчас делать никаких физических усилий.
Черт бы тебя побрал, — выругался про себя Гарднер,
отгородившись мысленно от Бобби, чтобы она не могла услышать его мысли.
— Лечение было… радикальным. После него остались некоторые
проблемы с кожей и количеством волос на голове. Но все это постепенно
восстанавливается.
— Ох, — выдохнул Гарднер, думая при этом: Ты все еще не
научилась правдоподобно лгать, Бобби. — Что ж, я рад, что с тобой все в
порядке. Но тебе понадобится еще немало дней, прежде чем ты окончательно
встанешь на ноги…
— Нет, — спокойно ответила Бобби. — Пришло время для
финального рывка, Гард. Мы уже почти у цели. Мы начали это с тобой — ты и я…
— Ты начала это, Бобби. Ты нашла этот корабль. Вместе с
Питером, помнишь?
При напоминании о Питере на лицо Бобби набежала тень, но тут
же исчезла.
— Ты появился почти сразу же. Ты спас мне жизнь. Без тебя я
сейчас не была бы здесь. Так давай же закончим это вместе, Гард. Я думаю, нам
осталось выкопать не более двадцати пяти футов.
Гарднер понимал, что она права, но внутренне он не принимал
такую постановку вопроса. У него внезапно заныло сердце.
— Если ты так считаешь…
— Что ты говоришь, Гард? Осталось всего чуть-чуть. И мы
вместе. Ты и я.
Он задумчиво посмотрел на Бобби, а вокруг не было слышно ни
единого птичьего голоса.
Какое же нужно принять решение? Как сделать правильный
выбор? Убежать? Вызвать полицию? Как? Какие еще идеи, Гард?
И внезапно к нему пришла идея… или, во всяком случае, ее
отблеск.
Но даже отблеск — это лучше, чем ничего.
Он похлопал Бобби по руке:
— Ладно. Я согласен.
Бобби улыбнулась шире… и вдруг на лице ее появилось
удивленное выражение:
— Интересно, сколько же он еще оставил тебе времени?
— Кто он?
— Волшебник-Зубодер, — пояснила Бобби. — Наконец и ты
потерял зуб. Вот здесь, прямо по центру.
Изумленный и немного испуганный, Гард поднес руку ко рту,
уверенный, что еще вчера зуб был на месте.
Вот это и случилось. Через месяц работы возле этой чертовой
штуки его иммунитет наконец перестал срабатывать. Теперь и он стоит на пути
«превращения» во что-то Новое и Усовершенствованное.
Он начинает «превращаться».
Гарднер с трудом выдавил из себя ответную улыбку:
— Я не заметил.
— А еще что-нибудь ты чувствуешь?
— Нет. Пока нет. Так ты говорила, что хочешь выполнить
кое-какую работу?
— Да, если смогу, — вздохнула Бобби. — С такой рукой…
— Попроси меня. Я помогу тебе.
Бобби улыбнулась и вновь стала той Бобби, какую он знал
много лет, его любимой женщиной.
Потом ему в глаза бросилось, как все-таки она худа и слаба,
и у него заныло сердце.
— Думаю, ты действительно поможешь, — тихо сказала она. —
Мне было бы одиноко без тебя.
Они стояли рядом, улыбаясь друг другу, и все было почти
по-старому, кроме леса, в котором теперь не пели птицы.
Прошла любовь, — думал он, — и никогда не вернется. И кто бы
мог подумать, что виной всему призраки! Даже Герберту Уэллсу не пришел бы в
голову такой сюжет!
— Мне бы хотелось заглянуть в яму, — сказала Бобби.
— Ладно. Тебе должно понравиться то, что я успел сделать.
И они вместе направились к кораблю.
Понедельник, 8 августа.
Жара не спадала.
Температура воздуха за окном кухни Ньюта Беррингера была
семьдесят девять градусов. Боже, сейчас только четверть восьмого, а ведь
впереди еще все утро! Правда, Ньют не смотрел на градусник. Он стоял в ванной,
облаченный в пижаму, и старательно растирал взятый у жены грим по лицу. Ему
всегда казалось, что грим — никому не нужное женское ухищрение и что женское
лицо без грима выглядит гораздо привлекательнее, но теперь, когда сам в нем
нуждался, Ньют был вынужден признать, что грим — вещь полезная.