Совершенно очевидно, живьем никого и не пытались брать,
иначе бы взяли, вряд ли беглецы, увидев, что их настигает погоня, все как один
поперли грудью на пули. Ну а чуть позже пойманному Кривчуку, как зачинщику и
вдохновителю, решили воздать особые «почести». Кстати, почему все так уверены,
что зачинщиком был именно он? Верно, кто-то из небеглых и небандеровцев видел,
как это было, и рассказал, кто кого подбивал.
«Что же здесь происходит, мать-перемать? – продолжал
недоумевать Спартак, конвоируемый через шлюз в жилую зону. – Вертухаи,
похоже, тоже потеряли контроль над собой. Эта гора трупов, какие-то прямо
средневековые изуверства»... Так уж вышло, что в межлагерную больничку во время
пребывания там Спартака не доставляли никого из их лагеря. Даже Рожков
удивлялся, что все у них здоровы. Думается, не в здоровье тут дело...
Глава 12
Как голодают на зоне
– ...Перед баржой это был еще не голод. Тогда мы, считай,
жрали от пуза. Настоящая голодуха началась потом, – рассказывал,
прихлебывая чаек, Клык.
Спартак прихватил с собой из больнички небольшой кулек с
чаем. Заварки там было граммов на пятьдесят, не больше, поэтому, чтобы отведать
начисто забытый напиток смогли как можно больше сидельцев из числа своих, чаек
приходилось хлебать жидкий.
– Напиток богов! Эх, жисть наша – сучья доля! – сказал
Клык, ставя опустевшую кружку на стол.
Дело происходило в «сауне».
Клык, как и все без исключения лагерные постояльцы, сильно
исхудал. Хотя и прежде никто из зеков не страдал от полноты и уж тем паче от
ожирения, уже, казалось бы, и так худеть некуда, ан нет, значит, есть куда –
сейчас они выглядели сущими доходягами. Даже воры-законники, бондари и
гувернеры, которые, понятное дело, всегда имели пайку пожирнее, чем у
остальных, и те смотрелись доходягами. Спартаку даже как-то неудобно было
светить тут своей откормленной на больничных харчах ряхой.
– От недоеда косяком пошли вольтанутые, – продолжал
рассказывать Клык. – Ведь с той баржи больше ничего и не достали,
зажмурилась наша хавка на дне реки. А сейчас, после бандеровского забега всем
гуртом, абверовцы наверняка зачешутся, из ливера вывернутся, а чего-то
надыбают, хоть балагас, хоть тарочки, ведь не на острове же, бля, живем. Иначе
такая Курская дуга может выгнуться, что я не знаю. И без того уже много чего
было... Я те обрисую. Суки резали воров. Воры резали сук. Ну это, как
выяснилось, были еще цветочки-лютики. Потом вовсе уж полный локш начался. Во,
слушай, с чего началось. Как-то на вечерней поверке оказалось, что нема одного
заключенного. Скулы, если помнишь такого...
– Не помню, – сказал Спартак.
– Западэнец, бандеровец. Паспортное погоняло не помню. Скула
и Скула. Короче, на перекличке выясняется, что нет его. В отряде тоже не знают,
где и чего. Всех, понятно, оставляют торчать на плацу. Вертухаи бегут сперва к
своим баракам, поднимают на ноги своих, которые не при делах. Всякие там
спящие, бдящие и бздящие смены. Почти вся шобла примчалась в жилую, ну и давай
шмонать. Перевернули кичу вверх дном. Я те доложу, шухер был козырный! Ну а мы
мерзнем на плацу, как цуцики, ждем, чем кончится. Вертухаи больше думали на
подкоп, ведь Скула из жилой зоны исчез. С работы вернулся, на ужине был, в
бараке маячил, все это много людей видело. А потом исчез, как провалился. Вот
легавые и думали, что он в самом деле провалился в какой-нибудь заранее отрытый
кабур. Я те доложу, ход они искали со всем старанием, как твой пьянчуга
провалившийся за подкладку чирик. Кое-где доски отрывали, все избегали за
запреткой – искали выход наружу. Все мимо. Нету хохла.
Клык сделал театральную паузу.
– Это, я тебе доложу, просто маза, что пропал западэнец, а
не кто-нибудь другой. Лесные братья ни с кем из чужих не корешились, только
сами с собой. Поэтому кто и мог знать про Скулу, так только свои, лесные, мать
их, братья, бандеровцы. Нас, слава те, распустили по баракам, а этих давили всю
ночь, как масло из семечек. Но все без фарта. Наутро в карцер засадили пятерых
бандеровцев, пригрозив, что шлепнут, если западэнцы не сдадут Скулу. Потом по
тому же пути пойдет следующая пятерка. И так, дескать, до последнего западэнца.
Не знаю, брали мусора на понт или всерьез собирались мочить хохлов, до этого не
дошло. Все выяснилось, и довольно быстро. Причем совершенно случайно. Михайлов
по кликухе Карась, не помнишь такого? Мужик, колхозник с Рязанщины, из
колосочников. Ясно, что не помнишь. Гумозник, молчун, ни с кем не корешился.
Чугун засек, что тот шныряет к кочегарке. Он подумал сперва, что стукачит, на
свиданку с опером туда ходит. Ну, Чугун проверхонил за ним и узырил, как тот
достает из захоронки под стеной котелок, потом чего-то выкапывает из снега.
Потом колхозник сварганил костерок и что-то принялся варить в котелке. И тут
Чугун чует – мяском потянуло. А Чугун, слава те, не дурнее нашего с вами,
прикинул два и полтора и не стал рисоваться, дескать, здрасьте, чего это вы тут
делаете? А то бы вряд ли он свинтил оттуда. Не, он по-тихому отполз и почапал в
бараки рассказывать людям, чего видел. Воры решили сами Карася не править, а
сдать легавым. Те искали Скулу – вот пусть его получают и кончают шухер...
Короче, оказалось, что этот рязанский колхозный Карась, совсем тронувшись с
голодухи, посадил Скулу на пику, прикопал в сугробе возле кочегарки, бегал
туда, отрезал по кускам, варил и жрал. Людоедствовал, словом. Заходил со
стороны угольных сараев, поэтому кочегары его никогда не видели, а пировал
между сараями, куда лишний раз никто хрен не сунет. Короче, проявил с-сучара
колхозную смекалку. Легавые тоже не стали отдавать людоеда под суд. На фига
нужна такая слава про наш веселый кичман? Просто шлепнули придурка по-тихому и
списали на тубер. Шепчутся, что грохнул его лично Кум. Вывел за запретку и
маслинами нафаршировал по самые помидоры...
– Как я понимаю, после этого бандеровцам жить враз стало
легче, – глухо сказал Спартак. – Давить их перестали. Тогда чего ж
они сдернули толпой не до поимки людоеда, а после?
– Это верно, трюмить их и вправду стали меньше... Да вот
только это давилово и что сожрали их кента нервы им на кулак намотало.
Вольтанулись все, как ибанашки! А тут еще со жратвой стало совсем кирдык. Не
только среди хохлов. Вопили как один: «Все подохнем, а не подохнем, так
сожрут!» А добил западэнцев слушок, что их бандеровский отряд готовят в полном
составе отправить в расход, чтобы, дескать, уменьшить количество едоков и за их
счет увеличить пайки другим сидельцам. Ну и сорвались лесные браться с катушек.
Дозрели. Видимо, кто-то из ихних авторитетов надорвал струну, повел за собой. И
они ломанулись. Эх, жизнь наша сучья, теперь кто знает, что на киче начнется.
Легавые сейчас, думаю, террор устроят почище красного и белого. А ежели еще с
хавкой не поправят...
Клык обреченно махнул рукой.
– И сам побежишь, как бендера, куда глаза глядят, в леса и
по снегу.
– Побег шансов не имеет, – сказал Спартак. – Даже
самый что ни на есть массовый.
– А что имеет?