Все было таким знакомым, родным – гудение мотора, могучие
лопасти пропеллеров, букет самолетных запахов, волны, бегущие по траве, когда
машина приземлилась и покатила по огромному лугу...
Стоя под крылом, касаясь его ладонью, Спартак ощущал
приступы нечеловеческой тоски и зависти к этим парням, которые сейчас усядутся
за штурвалы, не видя в этом ничего необыкновенного, поднимут машину в воздух и
лягут на курс, привычно перебрасываясь знакомыми до боли словечками – у них
наверняка все то же самое, вряд ли есть принципиальные отличия. Курс, скорость,
направление ветра, обороты, давление масла, баки...
На миг все окружающее показалось ему абсолютно чужим и даже
противоестественным – настолько хотелось взмыть в небо за штурвалом самолета.
Он даже тихонько застонал.
Услышав чей-то возглас, поднял голову. К нему внимательно
приглядывался один из британцев – счастливец в кожаной куртке с незнакомыми
крылышками слева. Он спросил что-то, но Спартак, не поняв, смущенно пожал
плечами.
Потом сообразил. Постучал себя в грудь, сделал вид, будто
крутит штурвал, похлопал по крылу. Жестикулировал выразительно, размашисто,
разнообразно.
Англичанин, вот чудо, понял... Ткнул ему в грудь пальцем:
– Пайлот?
Спартак обрадованно закивал. Изобразил с помощью
растопыренных ладоней полет, бомбардировочный вылет,– и англичанин догадался
еще быстрее:
– Бомбер?
– Бомбы, бомбы! – обрадованно подтвердил Спартак,
изображая выход на цель с потерей высоты и отрыв бомб.
Они еще долго «разговаривали» – что-то совершенно непонятное
тараторил веснушчатый англичанин, выразительными жестами отвечал Спартак.
Получилось нормальное общение двух пилотов, и не имело значения, что они не
понимали ни словечка на языке другого. Жестов хватало.
Потом Спартак встрепенулся, заслышав конский топот. Вспомнил
о своих прямых обязанностях, улыбнулся англичанину, развел руками и отошел от
самолета.
Незнакомый парень с автоматом за спиной осадил высокого
красивого коня под военным седлом:
– Пан поручик, немцы!
– Где? Сколько? – спросил Спартак озабоченно.
– Вон там, – всадник показал рукой. – Примерно два
взвода, и не простая пехота – в камуфляже, в ботинках, то ли егеря, то ли
какая-то зондеркоманда... Самое скверное, пан поручик, – к ним только что
пошло подкрепление, я сам видел бронетранспортер... Рыжий с ребятами занял
позицию, но многовато их на группу Рыжего...
Отойдя от самолета метров на пятьдесят – теперь шум погрузки
стал гораздо тише, – Спартак прислушался. Далеко-далеко, на пределе
слышимости, словно заработало одновременно немалое количество швейных машинок.
И пулеметы, судя по перестуку. А теперь кто-то гранату рванул... Группа
Рыжего засела не более чем километрах в полутора отсюда...
Подошла Беата, и Спартак молча показал ей рукой: мол,
помалкивай и слушай... Она с озабоченным лицом уставилась в ту сторону:
– Бой?
– Точно так! – подтвердил гонец, крутясь на коне совсем
рядом. – Немцев до холеры...
«Это еще не до холеры, – подумал Спартак угрюмо. –
Ты всего не знаешь...»
Он-то как раз знал: район вокруг буквально кишит немцами, в
трех-четырех километрах отсюда расквартированы эсэсовские части и отведенные с
фронта для переформирования подразделения вермахта. Неудачное местечко для
импровизированного аэродрома, но выбирать было не из чего. До утра, конечно,
еще далеко, но лунная выдалась ночка, все видно как на ладони, и подкрепление к
немцам прибудет моментально, в таких количествах, что Рыжего с его парнями вмиг
по стволам размажут...
– Пан поручик! – отчаянно выкрикнул всадник. –
Какие будут приказы? Что передать?
– Держаться! – рявкнул Спартак. – Какой еще может
быть приказ?
Всадник неловко отдал честь, развернул коня и галопом унесся
в темноту. Спартак пригляделся: в той стороне появились крохотные, с булавочную
головку, яркие вспышки, их становилось все больше и больше, и наконец
взметнулось пламя далекого пожара. Там разворачивалось на полную...
Он подбежал к треноге из бревен и заорал что есть мочи:
– Немцы рядом! Немцы, мать вашу! Шевелись!
И выпустил весь запас здешних предосудительных выражений,
какие только знал. Ага, двигатель уже исчез в самолете, люди инженера (тоже
неумело выкрикивавшего черную матерщину) принялись оттаскивать за тросы
«подъемный кран».
– Посмотри, как там, – сказал Спартак Беате.
Она кивнула, побежала к алюминиевой лесенке, приставленной к
другому люку, моментально взобралась наверх и пропала с глаз. А парой секунд
позже к той же лесенке опрометью кинулись английские летчики, получившие от
своего старшего какую-то громкую команду. Мощно чихнули, заработали двигатели,
винты дрогнули, провернулись...
Все, отметил Спартак. Бревна оттащили далеко, хвост их при
взлете уже не заденет...
В той стороне сверкали вспышки выстрелов, уже различимых
вполне явственно, пожары полыхали в трех местах. «Только бы они не догадались,
что здесь – самолет, – подумал Спартак, карабкаясь по шатавшейся
лесенке. – Иначе поднимут чертову тучу ночников и раздолбают, как бог черепаху,
вместе с бесценным грузом. Вся работа пойдет псу под хвост...»
В свете тусклых лампочек он прекрасно разглядел происходящее
в грузовом отсеке: несколько человек в незнакомой военной форме, с польскими
орлами на защитного цвета беретах лихорадочно крепили двигатель деревянными
клиньями и растяжками. Спартак кинулся помогать... Временами он видел за
иллюминатором ночную тьму, раздираемую яркими вспышками. За усиливавшимся гулом
моторов не слышно было выстрелов.
Рядом возилась Беата, загоняя клин меж двумя другими, –
фуражка слетела, волосы рассыпались.
Ух ты! Трасса прошла не так уж далеко от самолета, словно бы
нащупывая его. Спартак отшатнулся, ему показалось, что он вновь за штурвалом, и
справа объявился «ночник». Но тут же сообразил: это земля... и немцы вышли на
дистанцию прямой стрельбы... мать твою, да это уж угловатые открытые
бронетранспортеры показались на опушке леса!
Его вдруг бросило к стене, он ударился плечом – а потом
прямо на него рухнул еще кто-то, судя по внушительному весу, уж никак не Беата.
Спартак проехал на пузе по ребристому металлическому полу, едва увернулся от
черного зева двигателя, который все же успели закрепить... Схватился обеими
руками за края сопла, пронзительно воняющие той самой паскудной химией.
Похоже, ему удалось зацепиться – а вот остальных все еще
мотало от стены к стене, катались, как куклы, тщетно пытаясь подняться на ноги
или надежно ухватиться за что-нибудь подходящее. Выбросив руку, Спартак ухватил
Беату, летевшую прямо на него спиной, своим телом создал преграду меж ней и тяжеленной
железной дурой, творением мрачного тевтонского гения.