Ага, внизу двор, до его булыжников метра два с половиной, не
высота для летчика истребительной авиации. Спартак улыбнулся, представив себе
обалдение этого дылды в кресле, когда он появится пред его очами совсем с
другой стороны. Поймешь тогда, верста западноукраинская, что летчики – это тебе
не бабочки, которых сачком можно накрыть. Ну да, мальчишество чистой воды,
никто не спорит. Ну и что?
Хоп. Он приземлился на полусогнутые ноги. Огляделся. Во
дворе было темновато, фонари здесь не висели, лишь из окон струился свет. Ну,
любоваться красотами двора он не собирается. Пройдет сейчас подворотней, выйдет
на улицу и вновь зайдет с парадного входа... Выйти, однако, не получилось.
Спартак обогнул дворик по периметру (дворик небольшой,
правда, хламу много всякого валяется) и не увидел ни арку подворотни, ни дверь,
через которую можно выбраться наружу. И, что называется, обалдел. С таким он
встречался впервые. Хитрый львовский дворик, небось заложенный еще при каком-нибудь
предревнейшем короле. И как же отсюда выходят? Может быть, конечно, они сюда и
не входят вовсе...
Ага, вот она, эта дверца, низенькая, окованная тронутыми
ржавчиной железными полосами. Дверца обнаружилась вовсе не там, где предполагал
ее найти Спартак, находилась она на стороне, противоположной уличной. И куда
она ведет? А какая разница! В дом куда-то, а там разберемся.
Спартак потянул за кольцо, толкнул, подергал – ни с места.
Объяснение сему феномену могло быть только одно: заперта изнутри. Допрыгался,
раскудрить твою, дошутился!
И что теперь делать? Что, что... Только одно остается –
обратно в окно. Спартак еще раз осмотрелся. До туалетного окна высоковато, есть
окошко и пониже. Совершенно темное. С одной стороны, это обнадеживает – никто
не развизжится истошно, когда в комнату впрыгнет советский летчик, с другой –
наводит на мысль, что и эта комната может оказаться запертой. Ладно, решил
Спартак, пробуем этот вариант, а не получится, будем думать, как дотянуться до
окна туалетного.
Тут все было просто. Спартак подкатил под окно приземистый
бочонок, встал на него, дотянулся, потрогал раму – отходит! – открыл,
подтянулся и забрался внутрь.
Если во дворе царил полумрак, то здесь – мрак кромешный.
Спартак некоторое время решил посидеть на подоконнике, не опуская ноги на пол.
Давал глазам привыкнуть к свету. Пахло то ли клопами, то ли пылью, то ли тем и
другим. В общем, отвратно пахло...
Спартак вдруг чуть не расхохотался в полный голос. Нет, ну
надо же быть таким бестолковым! Впору стукнуть себя по лбу. Стучать, однако, он
не стал, а сунул руку в карман брюк и достал спички.
Увы, никаких роковых тайн старинного дома спичечный огонь не
высветил. Никаких скелетов в цепях, полурассыпавшихся сундуков с пиастрами. На
худой конец – склад современных контрабандистов? Увы, и не склад. А – кладовка.
Пошлая кладовка с метлами, швабрами, тряпками и хозяйственным мылом. «Нет худа
без добра, – подумал Спартак. – Зато уж ее точно не запирают, как
секретное хранилище».
Ага, так и есть. Дверь легко отворилась. Выходит она на
какую-то невероятно узкую винтовую лестницу...
Та-ак, это еще что?!
Спартак вдруг услышал, как где-то разлетелось стекло, и
вслед за тем раздался отчаянный женский визг. Обрушилось что-то невероятно
тяжелое – аж пол задрожал. А потом примерно со стороны входа в ресторан
проникла пронзительная и длинная трель свистка. А это? Где-то внизу
громогласно застучали... ну да, похоже на опрокидываемые стулья, со звоном
разбилось что-то стеклянное, потом что-то тяжко заскрипело.
И как быть? Отсиживаться в чулане с метлами? А вдруг
Жорке нужна помощь? Спартак решительно шагнул на лестницу. Вниз или вверх,
гадать нечего. Внизу наверняка какие-нибудь продуктовые подвалы, а выход в
коридор, из которого попадаешь в зал, должен быть наверху. И Спартак побежал
наверх. Ну точно, еще одна дверца, изнутри запертая на щеколду. Спартак эту
щеколду – легко ходит, смазанная – отодвинул, дернул дверь и...
Нос к носу столкнулся с давешней незнакомкой. С которой
так хотел сойтись поближе.
* * *
Под потолком нервно замигала лампочка.
– Что это? – недоуменно вскинулся Колун.
– Шухер это, – грузно поднялся со своего места польский
вор Янек. – Менты. И не просто менты, – он вслушался в доносящийся
сверху грохот и топот, – а облава.
– Кто сдал? – свистящим шепотом произнес Колун, обводя
людей за столом помутневшим от ярости взглядом.
– Тихо! – прошипел Янек. – После будем
разбираться, кто и по чью душу. Сам порву ту гниду... – Он поднял свои
огромные руки. – Сейчас уходить надо. Разбегаемся, пока хозяин будет убалтывать
и отводить. Все, сбрызнули!
Над головой усиливался грохот. Слышно было, как что-то шумно
сдвигают.
– Не сюда, – остановил Кемень дернувшегося было к
дверному проему Колуна, где скрылись уже другие участники сходки.
Он подошел к вмурованной в стену деревянной бочке, потянул
за кран. Бочка оказалась дверью, ведущей в обыкновенный, ну разве очень узкий,
коридор.
Коридор этот, вопреки радужным ожиданиям Марселя, не вывел
на улицу, в какой-нибудь тихий, темный, находящийся за чертой облавы переулок.
Коридор вывел всего лишь на лестницу...
– Стоять!!! – заорали над самым ухом.
Вдребезги разлетелось витражное стрельчатое окно, и сверху
спрыгнул черный силуэт.
– Атас! – заорал Колун, сбрасывая с плеч навалившегося
на него человека в пиджаке. Потом он схватил напавшего, чего-то крича, подтащил
к окну и вместе с ним выбросился вниз.
Янек, громко топоча, понесся вниз по лестнице; Марсель за
ним. Сзади, совсем близко, азартно бухала сапогами погоня, ожидаемо орали про
«стой-стрелять-буду». Чья-то рука вцепилась в рубашку, Марсель развернулся и
наугад врезал легавому (а кому ж еще!) носком штиблета куда-то в область паха,
а правой рукой отвесил полновесный удар под ложечку. Легавый, взвыв и
схватившись за причинное место, закрутился на месте, кулем осел на пол. Но Марсель
его страданиями не наслаждался, он бежал вниз...
Добежал до подножия лестницы. Отсюда можно налево, а можно
направо. Слева – видимо, как раз где-то там, куда умчался Янек, – шарахнул
выстрел. Ч-черт, вот обложили! Марсель повернул направо.
Ага, какое-то хозпомещение с гвоздями, молотками, скобами и
прочей дрянью, освещенное тусклой угольной лампой. А вот и низенькая дверца,
которая – чутье подсказывает – обязана вывести на улицу.
Марсель откинул массивный металлический крючок, открыл
дверь. Вроде сзади какое-то легкое шуршание, похожее на крысиное шебурш...
– Не дергайся.
В спину ему уткнулся ствол.
– Медленно руки за голову и повернись.
Стоящий сзади отступил на безопасное расстояние. Понимая,
что сейчас не он банкует, Марсель выполнил приказ: завел руки за голову и
медленно повернулся.