Второе восстание Спартака - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков, Андрей Константинов cтр.№ 19

А сейчас Кемень и Микола внимательно слушали молодого московского вора по прозвищу Марсель.

– ...Вот наши воровские законы начисто не совпадают с ментовскими законами. Но уживаемся ведь как-то. А особенно не любим, что мы, что менты, как раз тех, кто отступает от законов. Договорились же с вашими ворами, верно, Колун? Тоже было нелегко...

– Я понимаю, зачем вам нужна договоренность. Я не очень понимаю, зачем она нужна нам? – раздумчиво спросил Кемень.

– Наши возможности, – сказал Марсель. – Про зоны уже было сказано. Помимо того, у нас кругом тысячи глаз. На каждой улице глаза, на каждом вокзале, в каждом поезде – везде. Надо отыскать человека – пожалуйста. Надо вовремя разглядеть легавого – пожалуйста. Или, допустим, ваш схрон с оружием эти глаза углядят. Понятно, сами не тронут, а пойдет по цепочке, что с этим делать? А делать можно разное: себе прибрать, сдать властям от греха, а можно оставить все как есть. Все зависит от того, как люди заранее договорились. Или же они не договаривались ни о чем. Кроме того, каналы через границу. Мы можем мешать друг другу и тем самым помогать погранцам, а можем наоборот – помогать друг другу и жить спокойно...

Микола наклонился к Кеменю, прошептал в ухо:

– Толковый парень этот Марсель. Вот с ним можно иметь дело, если он достаточно влиятелен у своих. А второй мне не нравится...

* * *

На сцену вышла немолодая женщина, одетая в черное с блестками платье до пола. При ее появлении моментально умолкли звякавшие вилки и ножи, наступила тишина. Пианист сыграл музыкальное вступление, и женщина запела.

Как назывался этот музыкальный жанр, Спартак не знал, невеликий был в этом специалист. Может быть, джаз, только совсем не похожий на Утесовский или на тот, который любил насвистывать капитан Лазарев – первый учитель летного дела для Спартака в училище. Маленький, тщедушный, плешивый – но в воздухе он вытворял такое, что не только у курсантов, у бывших летчиков дух захватывало.

Спартак вспомнил первую свою встречу с капитаном. Их тогда, зеленых пацанов, едва обустроившихся в казарме Ворошиловградского летного училища, вызвали на поле, построили. Механик в промасленной робе подкатил к одиноко стоящему истребителю тележку, на которой лежал пузатый, с тремя красными полосками на верхнем торце баллон (сжатый воздух), установил на откидной опоре. Открыл лючок в передней части фюзеляжа, вставил в него шипящий змеей шланг от баллона, накрутил на переходник, проверил маховичок у горловины.

Капитан Лазарев (тогда Спартак понятия не имел, кто таков этот сморчок) с трудом полез в кабину – ступеньки были ему высоковаты. Среди курсантов послышались смешки. Потом другой механик провернул винт, мотор булькнул, закудахтал, взревел, и лопасти слились в полупрозрачный круг. Поднялся пыльный ветер, пилотки приходилось держать обеими руками, чтоб не сдуло. Тем временем Лазарев покачал элеронами, оперением киля. Показал большой палец. И, подталкиваемая двумя техниками, машина выкатилась на полосу, прошла метров восемь, некоторое время мотор гремел, набирая обороты, Лазарев отпустил тормоз, и самолет рванулся вперед.

Капитан развернулся над полем около далекого леса, вернулся – и ввел истребитель в первый вираж... И тут такое началось! Форменная феерия головокружительных фигур, выполняемых одна за другой и без всякой системы. Глаз не успевал следить за маневрами, производимыми на предельной скорости, что называется – со струями. Самолетик болтало в воздухе, как осенний лист, и невозможно было поверить, что этим хаотичным кружением управляет человек. То и дело казалось, что машина не выдержит перегрузок и либо развалится в воздухе, либо со всей дури долбанется о землю. Ничуть не бывало! В последний момент Лазарев укрощал машину и бросал ее в новую заковыристую фигуру...

Потом он посадил истребитель, вылез из кабины и снял реглан, оставшись в пропитанной потом гимнастерке.

И неожиданно подмигнул запанибратски Котляревскому – да-да, именно ему, хотя курсантов с открытыми ртами стояло вокруг множество:

– Ну что, боец, хочешь так летать?

Спартак лишь судорожно кивнул в ответ...

Готовили их, конечно, – как вспомнишь, так вздрогнешь. Тренажеры, матчасть, политзанятия, физподготовка. Изо дня в день. Прыжки с парашютом. Полеты в «спарке». Потом, когда допустили до самостоятельных вылетов, летали днем, летали ночью, поэскадрильно, звеньями, парами и поодиночке. Отрабатывали навигацию без наземных ориентиров – и это было хуже всего, потому как очень быстро привыкаешь ориентироваться по сети дорог, населенным пунктам и рельефу местности. Практиковали перехваты на предельной высоте и предельной дальности. Учили фигуры высшего пилотажа и правила воздушного боя.

Но ведь выучили, а?! И теперь Спартак мог бы, пожалуй, потягаться с Лазаревым...

Спартак поискал, с чем можно сравнить мелодию, которую исполняла женщина на сцене, и нашел – с густым терпким вином, какое он пробовал однажды на восемнадцатилетии соседа по дому Борьки Корнилова. Вино привез в плетеном кувшине из Сухуми какой-то родственник матери. Вливалось несколько тяжеловато, но от него сразу же приятно кружилась голова. Как кружит сейчас голову голос певицы – густой и волнующий... как то вино.

Посетители ресторана парами поднимались из-за столиков, выходили на площадку перед сценой и танцевали, как показалось Спартаку, нечто среднее между вальсом и фокстротом.

– А вот это уже интересней, – Жорка Игошев утер губы салфеткой, отодвинулся от стола. – Вижу цель. Летчики, на взлет!

Игошев направился к столику, за которым сидел пышноусый мужчина с двумя спутницами – одну из них он как раз повел танцевать. Над второй склонился бравый советский летчик Жорка. А ведь пришлось Жорке ее еще поуговаривать! Под лейтенантским напором та, конечно, не устояла, но все же, все же... В Ворошиловграде, завидев подходящего к ней летчика, девушка сама бы сделала шаг навстречу.

Спартак с любопытством поглядывал на то, как Игошев танцует этот облегченный вариант фокстрота, вряд ли ему знакомый. А ведь и ничего, и получается. Знай наших!

Взгляд Спартака как-то сам собой перескочил с Игошева и его спутницы на спутницу того самого пышноусого мужчины. За столиком она сидела к Спартаку спиной, но даже со спины ею можно было любоваться. Что за прелесть эти волосы, волнами спадающие на плечи, сколь поразительно прямо держит спину, как ест и поднимает бокал, как наклоняется к собеседнику, как откидывает волосы, – все это она делает, словно находится на сцене и играет в пьесе благовоспитанную дворяночку, какую-нибудь княжну, только что окончившую институт благородных девиц. Но ведь она ничуть не играет, она совершенно естественна, и оттого, как говорят в этих краях, «глаз от нее отвести не можно». Завораживает взгляд сие зрелище. Наверное, все потому, подумал Спартак, что подобных изысканных манер (именно это слово пришло на ум) он у девушек никогда прежде не видел. (Фабричные работницы, колхозницы, дети пролетариев из коммуналок, откуда взяться манерам!) Сейчас же он узрел ее еще анфас, и в профиль, и в полный рост. И уже не смотрел ни на кого другого. Черт возьми, бывает же такая красота! Как жарко здесь...