В фигурах была напряженность, пьяное покачивание. На своем веку Дугласу приходилось встречаться с темными людьми и рискованными ситуациями, и он инстинктивно ощутил опасность.
– Закурить будет? – спросила одна из фигур – лица разглядеть было трудно, да и все простонародные русские казались Дугласу на одно лицо.
– Я не курю, – сообщил Дуглас и постарался обойти фигуры.
– Он не курит, – сказала одна фигура другой.
И в тот момент, когда Дуглас пытался обойти ее, она дернула англичанина за рукав, и тот, ожидая подобного действия, резко вырвал рукав.
Косой – а это был приказчик – охнул и крикнул негромко своему другу:
– Он меня бьет!
– Бьет?
Ванька Молчун страшно озлился и без лишних разговоров замахнулся. Если бы Дуглас не был готов к такому обороту дел, он наверняка уложил бы его таким ударом.
Но Дуглас успел пригнуться, удар пришелся по плечу, но и такой пошатнул англичанина.
Дуглас отпрыгнул и сказал:
– Я буду звать… – но забыл, как по-русски слово «помощь». Косой кинулся на него.
Дуглас выхватил свисточек, что висел у него на шее, и короткий негромкий свист разодрал тишину.
– Он еще свистит! – прорычал Молчун, и ему удалось достать англичанина. Тот упал на колено, но от следующего удара Косого увернулся.
Молотя кулаками, нападающие сами себя сердили, и злость их стала искренней.
Костя, который наблюдал за дракой из-за угла сарая, даже испугался, не пришибут ли они Дугласа, – это в его расчеты не входило. Но вмешаться он не мог. Самого пришибут. Такие люди – вахлаки.
Дуглас был ловок, быстр и увертлив, так что лишь пятый удар достигал цели. Да и сам он ловко давал сдачи – удары у него были совсем другие, не размашистые, а боксерские, короткие и прямые. Одним он даже свалил Молчуна. Тот поднялся, шатаясь, и несколько секунд приходил в себя, пока Косой с англичанином катались, сцепившись, по грязи. Опомнившись, Молчун кинулся на них сверху, начал тянуть Дугласа за волосы, хотел оторвать голову.
Костя готов был уже броситься на помощь Дугласу. Не потому, что пожалел его, – об этом думать было некогда, но представил вдруг, что сделает с ним отец, если англичанина убьют. Да и Вероника не простит.
И тут, почти не слышные за вздохами, пыхтением и краткими приглушенными воплями, послышались легкие шаги – к драке кто-то бежал.
Костя испугался, нырнул за сарай, потому что тот человек, маленького роста и худенький, пробежал рядом с ним.
И потому он не увидел, как тот человек остановился на мгновение, чтобы разобраться, что происходит, а затем нагнулся и начал наносить короткие рубящие удары. Один удар – и откатился, хрипя, Косой. Второй удар – и валяется недвижно Молчун.
Человек, в котором Костя узнал, к своему изумлению, маленького китайского слугу Дугласа, вызванного, видно, свистком, помог своему господину подняться, и они тихо и быстро заговорили по-английски, глядя на распростертые тела Косого и Молчуна.
Потом пошли прочь. Дуглас хромал и опирался на плечо Лю.
Когда они поравнялись с сараем, Лю сказал медленно и понятно для Кости:
– Организатор этого нападения, ваша милость, скрывается здесь.
Костя присел за углом.
Но было поздно.
Он поднял голову. Дуглас и китаец стояли прямо над ним, и даже в полумраке было видно, как они улыбаются.
И тут же они исчезли. Ушли.
А Костя еще долго, минут пять, сидел на корточках, переживая унижение и не зная, что делать. Его вернули к действительности стоны товарищей, что пришли в себя. Костя подошел к ним.
Ничего ему не оставалось, как укорять их за плохую работу.
– Что же вы? – сказал он. – Как же вам доверять можно? Двое на одного и не смогли, а?
– Сам бы смог? За сараем корчился, – сказал Косой. Нравы в Сибири простые, там и подчиненный человек может высказать господину горькую правду.
Молчун только отхаркнулся и побрел прочь. А Косой добавил:
– Папаша будут недовольны.
– Но ты ему не скажешь?
– Дурак, – сказал Косой. – Я не скажу – он сам скажет. Он же нас узнает. Тебе что, ты – сынок. А мне жить.
И пошел к Ефрему Колоколову каяться.
Дуглас жаловаться не стал. Принял ванну, китаец потер ему спину, сделал массаж. А Колоколов подождал его в гостиной и, когда тот вышел в длинном халате, с трубкой в зубах, гладкий и вроде бы не поврежденный, если не считать припудренного синяка под глазом, сказал:
– Произошло недоразумение. Больше такое не повторится. Дуглас понял, о чем говорит миллионер. Он сдержанно кивнул. Тогда Ефрем Ионыч понял, что Костю надо отправлять в другую сторону. Подальше от англичанки и ее спутника.
Ночью Дуглас пытался открыть дверь в комнату Вероники, скребся, но в доме Колоколовых на всех дверях есть внутренние засовы. И Вероника закрыла дверь на засов. Дуглас звал ее, шептал, прижав губы к щели, потом раздались шаркающие шаги, на лестнице зашевелились тени – кто-то шел со свечой. Дуглас на цыпочках кинулся к своей двери. Не сразу нашел ее и вынужден был отвечать на русский вопрос Ефрема Ионыча:
– Кто там шляется?
– Это я. Разыскиваю туалет.
– Горшок под кроватью, – строго сказал Колоколов, который догадался, что разыскивал англичанин, а этого в своем доме не желал.
* * *
На следующий день Мюллер был у Филимонова, они обсуждали, как лучше добраться до болида. Потом вместе пошли за советом и помощью к Колоколову. Колоколов заставил ждать – он наблюдал за погрузкой паузков, что были привязаны у мостков.
Колоколов велел Мюллеру с Филимоновым ждать в конторе, но было жарко, безветренно, они предпочли посидеть на лунной колоде. Мюллер, глядя в жухлую траву, увидел тонкую серебряную серьгу с изумрудиком и подумал, что серьга принадлежит кому-то из горожанок, что камешек в ней не настоящий, и не стал подбирать. Так он и не узнал, что серьгу с утра искала мисс Смит.
Солнце пекло – был один из последних теплых дней в году. Дальний берег Лены едва угадывался, до него было верст пять. Там начинались сырые, поросшие хилыми лиственницами низины. Мюллер хорошо изучил карту, он как бы летел подобно птице над местностью. Ниже к реке подходили справа горы – хребет, к которому надо будет пробираться. Мюллер утром имел разговор с исправником, просил отпустить с ним Андрюшу, но исправник заупрямился, тупо утверждал, что ссыльный убежит в Америку, а ему, исправнику, будут перед пенсией неприятности. Мюллер полагал, что исправник рассчитывает на взятку, но у экспедиции было много бумаг и рекомендательных писем, а денег мало. Андрюша был готов работать бесплатно – только бы вновь прикоснуться к науке.