Во власти женщины - читать онлайн книгу. Автор: Эрленд Лу cтр.№ 22

Марианна говорит, что я классный ныряльщик, и я благодарю ее. Потом падаю вниз, проделывая в воздухе движения, которые Марианне кажутся забавными. Она смеется, а я упиваюсь мыслью, что именно я (а не кто-нибудь из прежних) доставляю ей развлечение. Кажется, я увлекся и упустил момент, когда надо было остановиться, пришлось Марианне самой сказать, что уже хватит. Она постаралась сказать это необидно, как будто она беспокоилась о том, что я могу простудиться (не кажется ли мне, что уже похолодало?).

Весь фокус в том, чтобы вовремя остановиться, прежде чем она скажет, что ей надоело, подумал я. А еще лучше делать это, пока ей хочется посмотреть, как я нырну еще разок. В следующий раз я так и сделаю. Пусть останется неудовлетворенной, пусть сгорает от желания посмотреть, как я буду нырять еще и еще. На этот раз — ничего не поделаешь — оплошал!

Я сижу на траве рядом с ее креслом. Она закутала меня в огромную купальную простыню, которая изображает шведский флаг. Марианна запускает пальцы в мои волосы, крутит из них колечки, потом распускает их. Мы смотрим на небо. Погода замечательная.

Обе Марианны беседуют. Прогуливаются по саду, накинув на плечи большие шали. Они то и дело наклоняются друг к другу. Мне интересно, о чем они разговаривают. Меня удивляет, как быстро сходятся женщины друг с другом.

А мы с полковником выпиваем. Как мужчина с мужчиной. И общаемся, видимо, совершенно иначе, чем женщины, думаю я. Я спокойно отвечаю на его вопросы, мы не склоняем головы друг к другу и не обсуждаем сексуальные стимуляторы. Мы с Марианной путешествуем, говорю я. Нет, это не деловая поездка. Другими словами, только ради удовольствия? — спрашивает полковник и многозначительно постукивает по столу. Потом делает другой выразительный жест. Я киваю и понимаю, что сейчас было бы уместно издать смешок. Я не могу заставить себя называть его Калле.

Нас спрашивают, не против ли мы переночевать в полковничьем доме (тогда в нашем распоряжении будет весь вечер). Мы бы хорошо провели время (пропустили бы по маленькой, говорит полковник). Правда, если на то пошло, можно сперва выпить, а потом уехать (здесь все так делают, утверждают полковник и его Марианна). Мы не прочь остаться, нерешительно говорим мы, но вдруг нашему хозяину понадобится машина. Полковник звонит в гостиницу и быстро выясняет, что мы можем пользоваться машиной еще несколько дней. В таком случае остаемся, говорим мы.

Мы долго сидим за столом. И, не переставая, едим. Яство за яством. На крохотных блюдах. Все очень изысканно. Полковник говорит, что он знает толк в еде. Мы немного поговорили о Норвегии, о Швеции и о таких предметах, о которых каждому есть что сказать. Рождественские традиции. Марианна-полковница много говорит о рождественских обычаях. О том, что здесь обычаи совсем другие. Конечно другие, соглашаюсь я, и моя Марианна на этот раз воздерживается от вопроса, почему, собственно, они должны быть везде одинаковыми. Полковник говорит, что Швеция — дрянная страна и что он никогда туда не вернется. Он даже намекает, что ему немного жаль нас, поскольку мы не можем остаться здесь навсегда. Моя Марианна говорит, что она не могла бы жить нигде, кроме Норвегии, но полковник делает вид, что не слышал ее. Вместо этого он подливает ей вина и говорит, что мы должны напомнить ему показать нам до отъезда свой винный погреб. Я ловлю на себе пылкий взгляд Марианны-полковницы и невольно пытаюсь понять, что могло заставить такую красивую женщину, как она, выйти замуж за такого мужчину, как полковник. Разве что у нее тоже астма.

Мы пьем вино, которое старше нас. Странное чувство. Полковник говорит, чтобы мы пили не стесняясь, — вина в погребе много. Меня радует, что мы будем ночевать в этом красивом старинном доме. Нам, конечно, отведут красивую комнату, где мы проснемся утром и, может быть, займемся любовью. И еще я радуюсь, что до завтрака сумею несколько раз прыгнуть с вышки.

Неожиданно полковник предлагает мне сыграть партию в шахматы. Я отказываюсь, но так тихо, что он не слышит и уже ставит передо мной доску. Предлагает мне сигару и говорит, чтобы я выбрал фигуры, белые или черные. Я выбираю белые, и через несколько минут полковник дает мне понять, что он ждет моего хода. Он говорит, что не имеет ничего против долгих партий, но первые ходы должны быть относительно простыми. Он подозревает, что я хитрец и отлично играю в шахматы. Настоящий зубр, говорит полковник. Он много видел таких, как я, но одновременно он дает мне понять, что и сам не промах и что у него в запасе есть свои приемы. Мы сосредоточиваемся на игре.

Я слышу, как две Марианны болтают у нас за спиной. Они слушают какую-то классическую музыку и говорят, что она прекрасна. Я хожу наугад, без всякой цели и смысла, и не обращаю внимания на ходы полковника. Сперва он молчит. Видно, не может сразу понять, опытный ли я игрок или просто блефую (это всегда трудно понять). Но постепенно до него доходит, что он играет с идиотом. Несколько раз он меня проверяет (но я этого не замечаю). Потом он быстро объявляет мне шах и тут же ставит мат. Игрок я никудышный. Но он и не думает сердиться. Ведь для него было бы катастрофой, если б он проиграл. Мы желаем друг другу доброй ночи.

Марианна не ложится вместе со мной. Ей хочется еще поболтать с полковницей. Я немного ревную, но не настолько, чтобы это помешало мне заснуть. Зато утром я встану намного раньше ее. Меня не будет в спальне, когда она проснется и захочет рассказать, что ей снилось. Так ей и надо. Я понимаю всю мелочность своего плана, но, уже засыпая, отмечаю, что меня это не огорчает.

Я встаю рано. Спускаюсь по лестнице и выхожу в сад. Неожиданно вижу полковника. Он стоит на лужайке в одной пижаме. Полковник делает гимнастику. Похоже на какие-то восточные упражнения. Может, он не такой уж недалекий, каким кажется. Я надеваю плавки и затягиваю потуже пояс. Ныряю несколько раз с верхней площадки. Это такое чудо. Я плаваю в теплой воде. Плаваю долго. Мне боязно вылезать из воды. Воздух сырой, холодный, и все кругом отмечено ранним часом.

Полковник подходит ко мне. Он выполнил свою программу. Говорит, что я отлично ныряю. Я благодарю его. Он опять сетует, что мы не приехали лет пятнадцать назад. Тогда бы мы увидели, как надо нырять. Я рассказываю ему, что я делал пятнадцать лет назад, он широко раскрывает глаза и спрашивает, неужели я еще настолько молод. Ведь тогда мне все нипочем. У меня вся жизнь впереди. Но и у него тоже когда-то была впереди вся жизнь, говорю я. Да, когда-то была. А теперь нет. Нет. И мы оба сокрушенно качаем головами.

Я спрашиваю, не найдется ли у него очков для плавания. Нет. К сожалению. Ну что ж, это не так важно, говорю я. И объясняю, что мои очки лежат в чемодане в гостинице. Я ведь не мог знать, что у полковника есть бассейн. Да, конечно, этого я не мог знать.

Это-то и чудовищно, говорит полковник. Он стоит у края бассейна, а я сижу в воде. Опираюсь локтями о мраморный бортик у самых его ног и спрашиваю, что именно, по его мнению, чудовищно. Он отвечает не сразу. Подбирает слова. Это дается ему с трудом. Потом начинает объяснять. Говорит, что человек в лучшем случае живет лет семьдесят—восемьдесят. Я киваю. Человек рождается, обучается всему необходимому и какое-то время этим пользуется. Мы набираемся ума, растем, взрослеем, а потом наступает старость. И как раз когда мы начали что-то понимать, когда мы вот-вот ухватили что-то очень важное (он выбрасывает вперед руку), как раз тогда нам уже не дано сил этим воспользоваться. Мы оба молчим. Я с ним согласен — это чертовски несправедливо.