Жена путешественника во времени - читать онлайн книгу. Автор: Одри Ниффенеггер cтр.№ 104

– Я сказала: нет. Когда Альбе будет восемнадцать, она сможет решить сама. А пока что все, что вы делали с Генри, это кошмар.

Я не могу смотреть на Кендрика. Я говорю это своим рукам, плотно сжатым на столе.

– Но мы могли бы разработать для нее генную терапию…

– Люди умирали от генной терапии.

Кендрик молчит. Шум в магазине просто ужасный. Потом в общем шуме я слышу, как Альба кричит: «Мама!» Поднимаю, глаза и вижу, что она сидит на плечах у Генри, вцепившись в его голову руками. На обоих енотовые шапки. Генри замечает Кендрика, на минуту его взгляд становится озабоченным, и мне интересно, какие секреты хранят от меня эти двое. Потом Генри улыбается и быстро идет к нам, Альба счастливо возвышается над толпой. Кендрик встает поприветствовать Генри, и я отбрасываю дурные мысли.

24 МАЯ 1989 ГОДА, СРЕДА

(ГЕНРИ 41, КЛЭР 18)

ГЕНРИ: Я внезапно появился в долине, сильно ударившись, и очутился у ног Клэр, грязный, в крови. Она сидит на камне, чопорная, в безукоризненно белом шелковом платье, белых чулках и туфлях и коротких белых перчатках.

– Привет, Генри, – говорит она, как будто я заглянул к ней на чашку чая.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Ты выглядишь так, как будто собралась на первое причастие.

Клэр выпрямляет спину и говорит:

– Сегодня двадцать четвертое мая тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

Я быстро соображаю.

– С днем рождения. У тебя случайно не припасен наряд от «Би Джи»?

Не снизойдя до ответа, Клэр соскальзывает с камня и, протянув за него руку, вытаскивает сумку с одеждой. Сияя, открывает молнию и достает смокинг, брюки, невероятно официальную рубашку, к которой нужны запонки. Появляется чемодан, в нем белье, пояс, галстук-бабочка, запонки и гардения. Я серьезно встревожен и не знаю, что это значит. Пытаюсь вспомнить, что за дата.

– Клэр, мы ведь сегодня не женимся, ничего ужасного в этом роде, так? Я знаю, что у нас годовщина осенью. В октябре. В конце октября.

Клэр отворачивается, пока я одеваюсь.

– То есть ты не помнишь, когда у нас годовщина? Очень по-мужски.

– Дорогая, – вздыхаю я. – Ты знаешь, что я помню, просто прямо сейчас вспомнить не могу. Но в любом случае, с днем рождения.

– Мне восемнадцать.

– Боже мой, уже. Кажется, только вчера тебе было шесть.

Клэр заинтригована, как всегда при упоминании того, что я был недавно у другой Клэр, старше или моложе.

– Ты недавно видел меня, когда мне было шесть?

– Ну, прямо сейчас я лежал с тобой в постели и читал «Эмму» [96] . Тебе было тридцать три. Мне сейчас сорок один, и я чувствую это каждую минуту. – Я приглаживаю рукой волосы и провожу по щетинистой щеке. – Извини, Клэр, думаю, для твоего дня рождения я не слишком хорош. – Прикрепляю гардению к петлице смокинга и начинаю застегивать запонки. – Две недели назад я видел тебя, когда тебе было шесть. Ты нарисовала мне утку.

Клэр краснеет. Цвет распространяется, как капля крови в чашке с молоком.

– Ты голоден? Я приготовила нам настоящий праздник!

– Конечно, голоден. Я изнемогаю, готов съесть слона и подумываю о людоедстве.

– Ну, прямо сейчас это не понадобится.

Что-то в ее тоне заставляет меня встрепенуться. Происходит что-то, чего я не знаю, а Клэр думает, что должен знать. Она буквально напевает от радости. Я размышляю над относительными преимуществами того, чтобы просто признать свое невежество или, может быть, продолжать притворяться осведомленным. Решаю пока не сознаваться. Клэр расстилает одеяло, которое потом превратится в нашу постель. Распаковывает сандвичи, маленькие картонные стаканчики, столовое серебро, крекеры, крошечную баночку черной икры, печенье «Герл-скаут», клубнику, бутылку «Каберне» с этикеткой, сыр бри, немного подтаявший, и бумажные тарелки.

– Клэр! Вино! Икра! – Я впечатлен, но почему-то не рад. Она вручает мне «Каберне» и штопор. – Хм, не думаю, что я об этом говорил, но вообще-то пить мне нельзя. – У Клэр вытягивается лицо. – Но есть мне точно можно… Я притворюсь даже, что пью. В смысле, если это поможет. – Не могу отделаться от впечатления, что мы что-то затеваем.– Не знал, что ты пьешь. В смысле, спиртное. Ну, я почти никогда не видел, чтобы ты это делала.

– Ну, если честно, мне не нравится, но ради такого знаменательного события я решила, что вино не помешает. Может, шампанское было бы лучше, но в кладовке было это, и я принесла.

Открываю бутылку и разливаю по стаканчикам. Мы молча чокаемся. Делаю вид, что пью. Клэр делает большой глоток, с деловым видом выпивает его и говорит:

– Что ж, не так уж плохо.

– Такое вино стоит долларов двадцать.

– О. Ну, тогда это великолепно.

– Клэр. – (Она разворачивает сандвичи из ржаного хлеба, в которых полно огурцов.) – Жутко не хочется выглядеть тупым… в смысле, у тебя день рождения…

– Восемнадцатилетие, – кивает Клэр.

– Ну да, начнем с того, что мне жутко неловко, что я без подарка…

Клэр с удивлением смотрит на меня, и я понимаю, что подобрался к цели, что в этом все дело.

– Но ты знаешь, что мне неизвестно, когда и где я появлюсь, и с собой я ничего взять не могу…

– Я все прекрасно понимаю. Но ты разве не помнишь, в прошлый раз мы все продумали, потому что в списке сегодня последний день, и к тому же мой день рождения. Разве не помнишь?

Клэр очень пристально смотрит на меня, как будто ее сосредоточенность поможет мне прочитать ее мысли.

– Нет. Я там еще не был. Наш разговор для меня пока в будущем. Интересно, почему я тебе тогда не сказал? В моем списке еще полно дат. Но сегодня правда последний раз? Знаешь, в настоящем мы встретимся через пару лет. И тогда уже не расстанемся.

– Но это так долго. Для меня.

Наступает неловкая пауза. Странно думать, что сейчас я в Чикаго, двадцатипятилетний, занимаюсь своими делами и ничего не знаю о существовании Клэр и о своем присутствии здесь, на прелестном лугу в Мичигане, прекрасным весенним днем, и сегодня ей исполняется восемнадцать. Пластмассовыми ножами мы намазываем икру на крекеры «Ритц». Какое-то время слышится только хруст огурцов, когда мы жадно поглощаем сандвичи. Кажется, разговор увял. И потом мне в голову впервые приходит мысль: а что, если Клэр не совсем правдива со мной сейчас, точно зная, что я никогда не могу с уверенностью сказать: «Я никогда», потому что я никогда не могу точно рассказать о своем прошлом, ведь оно зачастую так некстати оказывается моим будущим. Мы переходим к клубнике.