Привалившись к дверце пикапа, он стукался виском о стекло. Отец вёл ровно и молчал, только один раз кашлянул, словно хотел что-то сказать, но только взглянул на сына.
Когда они вернулись домой, отец не двинулся, и Джесс почувствовал, что он колеблется, так что сам распахнул дверцу, вылез и в оцепенении пошёл к себе, а там лёг на постель.
Проснулся он внезапно, в тишине и темноте, напрягся, присел, весь дрожа, хотя был одет и обут. Видимо, ему что-то приснилось, но он забыл, что именно, помнил только ощущение страха. В окне без занавесок висела как-то боком луна, вокруг неё танцевали сотни звёзд.
Он подумал, что кто-то сказал ему о смерти там, в страшном сне. Умереть она не могла, как и он. Однако слова неприятно шевелились в уме, как листья под холодным ветром. Если он встанет и постучится в тот дом, Лесли откроет, и Принц будет плясать вокруг её ног, как звёзды вокруг Луны. Ночь была хорошая, ясная. Может быть, — по холму, по полям — они побегут к речке и перелетят в Теравифию.
Они не бывали там в темноте. Но сейчас, при луне, нетрудно добраться до замка, где он и расскажет про Вашингтон. Да, и попросит прощения. Так глупо, что он не предложил её взять! Втроём они провели бы замечательный день — не точно такой, конечно, но тоже очень хороший. Мисс Эдмундс и Лесли нравились друг другу. Хорошо бы взять Лесли! "Ты уж прости". Он снял куртку и туфли, залез под одеяло. "Очень глупо, что я про тебя не вспомнил".
— Да ладно! — скажет она. — Я тысячи раз там бывала.
— А видела охоту на бизонов?
Окажется, что не видела, и он ей расскажет, как маленькие бизоны неслись к своей гибели.
Вдруг у него похолодело под ложечкой. Это было связано с охотой, с падением, со смертью. И с тем, почему он забыл спросить Лесли, поедет ли она в столицу.
— А знаешь, как странно?
— Нет, не знаю.
— Сегодня утром я боялся идти в Теравифию.
Похолодело уже и в груди. Он перевернулся, лёг ничком. Наверное, лучше сейчас не думать о Лесли. Утром он сразу пойдёт к ней, первым делом, и всё объяснит. Когда светло, объяснять легче, уже кошмар не давит.
Он постарался вспомнить поездку, подробности картин и статуй, голос мисс Эдмундс, его слова, её ответы. Вдруг краем разума он ощутил какое-то падение, но вытолкнул это чувство картиной или беседой. Завтра надо будет рассказать всё Лесли.
Сразу вслед за этим он увидел, что в окно светит солнце. У девочек на постели лежали только смятые одеяльца; на кухне кто-то двигался и разговаривал.
Ой, Господи! Бедная Мисс Бесси, совсем о ней забыл, а уже поздно. Он сунул ноги в кроссовки, не расправляя пяток и не зашнуровывая.
Мать быстро подняла взгляд от плиты, что-то хотела спросить, но только кивнула.
Его опять зазнобило.
— Я забыл про Мисс Бесси.
— Отец её доит.
— И вечером тоже забыл.
Она всё кивала.
— Отец подоил, не беспокойся, — голос был мягкий, не упрёк. — Завтракать можешь?
Наверное, поэтому подводит живот. Он не ел с тех пор, как в Миллсбурге, по дороге домой, мисс Эдмундс купила мороженое. Старшие девочки смотрели на него, сидя за столом. Младшие оторвались от мультиков и повернулись обратно. Он сел на скамейку. Мать поставила перед ним полную тарелку оладий. Он и не помнил, когда она последний раз их делала. Что ж, он полил их сиропом, начал есть. Красота, а не оладьи.
— А тебе хоть бы что! — сказала Бренда через стол.
Он удивлённо взглянул на неё, не переставая жевать.
— Если бы умер Джимми Дикс, я б ни кусочка не съела.
Холод овладел им и выхлестнул наружу.
— Ты заткнёшься или нет? — крикнула мать, занеся штуку, которой переворачивала оладьи.
— Да мам! Он сидит, ест, как будто ничего не случилось. Я бы все глаза выплакала!
Элли посмотрела сперва на мать, потом на Бренду.
— Мальчики от горя не плачут. Да, мам?
— Всё равно, чего он сидит, жуёт, как свинтус?
— Бренда, я кому сказала? Если ты не заткнёшься...
Он их слышал, но они были дальше, чем воспоминание о страшном сне. Он жевал и глотал, а когда мать положила ему ещё три оладьи, съел их.
Пришёл отец, медленно перелил молоко в кувшины из-под сидра и поставил в холодильник. Потом он помыл над раковиной руки и пошёл к столу. Проходя мимо Джесса, он тронул его плечо. За Мисс Бесси он не сердился.
Джесс почти не заметил, что родители взглянули друг на друга, а там — на него. Мать строго посмотрела на Бренду и показала отцу глазами, что надо её приструнить. Но Джесс думал только о том, как хороши оладьи, и надеялся, что дадут ещё. Почему-то он знал, что просить не надо, но удивлялся, что мать не предлагает. Потом он решил, что надо встать и уйти, но не был уверен, чего от него ждут.
Отец откашлялся.
— Мы с матерью думали сходить к соседям. И тебе бы надо пойти... — он помолчал. — Ты ж один её толком знал.
Джесс силился понять, что это значит, но не мог.
— Кого? — пробормотал он, понимая, что не надо бы спрашивать. Элли с Брендой только что не охнули.
Отец наклонился над столом и положил сыну на руку свою большую руку, взволнованно взглянув на жену. Мать просто стояла и смотрела печальным взором.
— Твоя подруга Лесли умерла, — сказал отец. — Ты понимаешь?
Джесс выдернул руку и встал.
— Я знаю, это трудно... — говорил отец, когда Джесс шел к себе. Вернулся он в куртке.
— Готов? — отец быстро встал. Мать сняла фартук и пригладила волосы. Мэй Белл вскочила с коврика.
— И я пойду! Я никогда не видела покойников.
— Нет!
Мэй Белл села, словно голос матери её прихлопнул.
— Мы даже не знаем, где она, дочка, — сказал отец.
Глава двенадцатая
Как же быть?
Они медленно пошли через поле и вниз, к дому Перкинсов. Там стояло машин пять. Отец постучался. Джесс услышал, как в том конце дома лает Принц и бежит сюда, к ним.
— Ти-ш-ш! — сказал незнакомый голос. — Лежать!
Дверь открыл человек, наклонившийся, чтобы втянуть в дом собаку. Увидев Джесса, Принц вырвался и радостно скакнул к нему. Джесс поднял его за лапы и почесал ему шею, как чесал, когда тот был совсем маленьким.
— Я вижу, он вас знает, — сказал незнакомый человек, странно, слабо улыбаясь. — Заходите, пожалуйста.
Он отступил и пропустил их в дом.
Они вошли в золотую комнату, всё такую же, только ещё красивей, потому что в южные окна светило солнце. Здесь сидело человек пять, которых Джесс никогда не видел, кто-то шептался, а вообще-то они молчали. Сесть было некуда, но незнакомец принёс из столовой стулья. Отец, мать и Джесс напряжённо сели и стали ждать неведомо чего.