Исцеляющая любовь [= Окончательный диагноз ] - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Сигал cтр.№ 101

Он вошел в кабинет, пол которого покрывал коричневый ковер, а стены были обшиты деревянными панелями. У дальней стены стояла узкая кожаная кушетка. Барни не терпелось побыстрей разделаться с предварительной частью и перейти к делу, то есть к исследованию своего внутреннего Мира.

Доктор Бауман задавал обычные вопросы — о родителях, о братьях и сестрах, о детских болезнях. Дальше он объяснил, что счет (со специальной скидкой для коллег) будет выставляться ему раз в месяц. И наконец спросил, знаком ли Барни с предстоящей процедурой.

— Да, сэр, — ответил тот. — Мне надо будет говорить все, что придет в голову, ничего не утаивать, излагать самую суть. Так сказать, исходный материал.

После этого он устроился на кушетке, полностью готовый раскрыть все подспудные тайны, вплоть до «постыдных» поступков своего отрочества. И даже эротических фантазий касательно воспитательницы в детском саду.

В 1965 году грянула давно ожидавшаяся буря в Юго-Восточной Азии. Первая серия воздушно-бомбовых ударов, предпринятых Линдоном Джонсоном, получила зловещее кодовое наименование «Раскаты грома».

В июне Белый дом объявил, что генерал Веетмор-ленд наделяется полномочиями вводить в бой столько войск, сколько сочтет необходимым.

Сказать, что маленькая искра вскоре разгорится до большого пожара, будет не просто метафорой. Ибо в том году один участник антивоенной демонстрации впервые достал из бумажника листок бумаги и поднес к нему спичку. Это был первый акт сожжения мобилизационной повестки. Но далеко не последний.

Если их сверстники уже вышли из того возраста, когда их могли призвать на фронт простыми солдатами, с докторов военному ведомству еще было что спросить. Их все чаще и чаще призывали исполнить почетную воинскую обязанность во Вьетнаме.

Поначалу сопротивления не наблюдалось. Быть может, потому, что Белый дом всеми силами утаивал факт разрастания военного присутствия Штатов в маленькой стране Юго-Восточной Азии.

Как ни странно, тот, кому меньше всего грозила перспектива угодить на войну, рвался туда больше всех. Хэнк Дуайер записался на фронт добровольно. Обстановка дома стала невыносимой. А поскольку мира в семье все равно не было, то он решил отправиться туда, где идет настоящая война. Поначалу Черил не возражала. Больше того, и она, и их родные восхищались патриотическим порывом Хэнка. А кроме того, она была уверена, что, как гинеколога, его направят на какую-нибудь армейскую базу, чтобы лечить офицерских жен. Все недооценили рвение Хэнка, побудившее его записаться на специальные армейские курсы, где врачей обучали лечить раненых.

Как оказалось, решение Хэнка основывалось не на одном пылком патриотизме. В офицерском клубе базы Форт-Девенс, штат Массачусетс, ему доводилось слышать захватывающие истории об экзотических наслаждениях Сайгона.

Один многоопытный капитан регулярной армии, уже побывавший там с инспекционной поездкой, резюмировал свои впечатления так:

— Вы, конечно, помните, какой была Гавана, прежде чем этот бородатый придурок положил конец всем радостям жизни? Это была фантастика, скажете — нет? Одна сплошная гулянка. Ром — рекой, девочки — гурьбой. Причем самые классные девочки, каких вам доводилось видеть. Я все гадал, что с этим всем стало, когда к власти пришел Фидель? А теперь понимаю: они весь свой бизнес перебросили в Сайгон.

— Неужели там так здорово? — выпучил глаза другой офицер.

— Нет, — не унимался капитан, — там в десять раз лучше! Мне стоит только заговорить о Сайгоне, как я возбуждаюсь. Давайте-ка еще по пиву!

— Моя очередь платить, — вызвался младший лейтенант Хэнк Дуайер, доктор медицины, военврач армии США.

Пока бармен наливал еще три стакана, подошел рослый капитан. Он сделал знак бармену:

— Два джина с тоником, Горацио, и тоника поменьше.

— Как скажете, капитан, — услужливо ответил тот.

Хэнк обернулся, увидел знакомое лицо, но имя припомнить не смог.

— Прошу прощения, мы с вами не знакомы?

Капитан оглядел его и быстро спросил:

— Вы военврач?

— Так точно.

— Тогда вы могли учиться с моей женой в Гарварде.

— Теперь вспомнил. Вы муж Лоры Кастельяно, так ведь?

— Можно и так сказать, — ответил Палмер.

Оба назвали друг другу свои имена и обменялись рукопожатием.

— А что тебя сюда привело, Палмер? Сборы резервистов?

— Нет, я вернулся на действительную.

— Черт побери, — заметил Хэнк, — Лора, должно быть, страшно огорчена?

— Вообще-то, — произнес Палмер, — она так увлечена лечением своих больных, что в ближайший месяц едва ли заметит мое отсутствие.

— Да. Моя жена тоже все время была недовольна, что я слишком много времени провожу в больнице и что дети начинают забывать, как я выгляжу.

— Мне это знакомо, — поддакнул Палмер.

— Детей не завели? — поинтересовался Хэнк.

— Нет.

— И умно делаете, — подхватил Хэнк. — У нас дома настоящий балаган. Заниматься нет никакой возможности. По правде говоря, я вам завидую. Было бы здорово прожить несколько лет вдвоем — только я и Черил. Чтобы каждый вечер был как суббота — ну, ты понимаешь, что я имею в виду…

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сумрачно поддакнул Палмер.

— Лора потрясающе красивая девчонка, — как ни в чем не бывало продолжал Хэнк. — Не хуже любой модели с обложки, правда!

— Спасибо. Обязательно ей это передам.

Тут Палмеру на помощь пришел Горацио, протянувший ему заказанные напитки.

Барни продолжал по-детски радоваться своим успехам на литературном поприще. Кульминацией стало приглашение на ужин в «Лютецию» (где бутылка вина стоила больше, чем месячный оклад ординатора). Пригласил его Билл Чаплин, главный редактор издательства «Беркли». Это была настолько известная марка, что само название уже ассоциировалось с качеством.

Чаплин потряс Барни своей эрудицией, способностью одинаково свободно рассуждать о Платоне и о французском «новом романе». Но еще больше его потрясла пришедшая с Чаплином секретарша — тонкая и гибкая, как тростинка, нимфа с длинными, белокурыми от природы, волнистыми волосами.

При всей своей сравнительной неопытности Барни был не так уж наивен. Он понимал, что Чаплин позвал его не для того, чтобы обсуждать Флобера, Пруста или Фолкнера, хотя в разговоре всплывали все эти имена. Но разговора по существу он дождался лишь после суфле, бренди и контрабандных кубинских сигар.

Как только мисс Сэлли Шеффилд с очаровательной улыбкой извинилась и откланялась («Мой босс — настоящий тиран, нагрузил меня кучей работы на дом. Всего хорошего, мистер Ливингстон. Приятно было познакомиться»), Барни понял, что сейчас начнется разговор о делах.