– Да вашему издателю просто повезло встретить писателя с таким богатым воображением!
– Увы, боюсь, мое воображение исчерпано.
– Ваши страхи вполне обоснованы.
– Вы уже бывали на Юге, Цельсий?
– Я был в Помпеях.
– Помпеи не в Южном полушарии.
– Юг – не только Южное полушарие.
– Верно. А больше на Юг вы не ездили?
– Нет.
– Странно. Люди вашего ранга должны путешествовать.
– Вы будете учить меня, как должен вести себя человек моего ранга?
– Ну, все-таки политики обычно много путешествуют.
– Нечасто. И только когда это необходимо.
– Например?
– Я ездил к левантийцам на научные конференции. В Осаку, Гонконг…
– Как приятно слышать названия городов. И разве вам не захотелось посетить жемчужины Южного Леванта?
– Политика – это не туризм.
– Кристальной честности человек!
– Ответственный – только и всего.
– А Тиран путешествует?
– По-вашему, у него других дел нет?
– Разве не должен властелин мира знать территории, которыми управляет?
– Он их знает. В его распоряжении лучшие карты и самая обширная и точная информация.
– А может, ему следовало бы…
– Прекратите немедленно. Вы не находите, что и так уже слишком много насочиняли?
– Вы даже не знаете, что я собиралась сказать.
– Нет, знаю. Вы намеревались поведать мне о тех глупостях, которые проповедовали «светлые личности» вашего века: правитель должен быть близок к народу, он должен его понимать – и прочие демагогические рассуждения о демократических идеалах. То есть вы хотели бы, чтобы Тиран отправился пожимать руки добрым людям, как делалось в вашу эпоху трогательных зрелищ.
– Ну, а разве можно управлять тем, чего никогда не видел?
– Что бы изменилось, если бы он увидел все своими глазами? Чтобы понять суть трудностей, их надо пережить. Разве Тиран может переживать все на свете трудности?
– Значит, он управляет вслепую?
– Он прекрасно информирован.
– В таком случае власть принадлежит тем, кто снабжает его информацией.
– Не до такой степени, как в вашу эпоху. Ибо сегодня информация – прерогатива правящей олигархии.
– Вы не изобрели ничего нового. Многие режимы пользовались таким способом порабощения на протяжении веков.
– Однако имеется одно существенное отличие: мы не используем пропаганду, поэтому у нас Тиран именуется Тираном, а не «другом народа», «президентом» или иными глупыми и лживыми титулами.
– А за несогласие с властью наказывают?
– Если кто-то и высказывается о нас неодобрительно, до нашего слуха это не доходит. Нас эти речи ни в малейшей степени не беспокоят. Нам безразлично, поносят имя Тирана или нет.
– В целом эта система имеет все недостатки, кроме лицемерия.
– Думайте что хотите. Ваше мнение нас нисколько не интересует.
– Очень любезно с вашей стороны, но не будем отвлекаться. Что случилось с Югом?
– Как я могу ответить на подобный вопрос? Это обширная тема. Ведь вы спрашиваете, что случилось с большей половиной рода человеческого.
– Согласитесь, это не пустой вопрос.
– Пустой. На него придется отвечать слишком долго. Сама Шехерезада не отважилась бы за это взяться.
– Не торопитесь. У нас впереди гораздо больше тысячи и одной ночи. Нам с вами, Цельсий, целую вечность предстоит провести вместе.
– Я сейчас расплачусь.
– Об этом можно только мечтать!
– Зря вы думаете, что вам все позволено. Мы без всяких колебаний устраняем докучливых людей.
– Меня это не пугает. Для меня смерть стала бы облегчением. Нет ничего хуже промежуточного состояния. Жить, при том что в некотором смысле ты уже умерла, – невыносимо.
– Как же забавны приговоренные к смерти, заявляющие, будто они жаждут умереть. Вечно одно и то же: когда к ним подходят с капсулой цианида, они зеленеют от страха и молят о пощаде.
– Похоже, вы хорошо знакомы с процедурой казни.
– Я этого и не скрываю.
– Если вы такой откровенно бессовестный негодяй, что вам мешает четко и ясно ответить на мои вопросы?
– Когда вопросы касаются только меня, я отвечаю на них со всей охотой.
– А о ком вы не хотите говорить, не скажете?
– А вы мне не скажете, какое вам до этого дело? Почему вас волнует то, что случилось через несколько столетий после вас?
– Не так давно вы упрекали меня в том, что меня это мало интересует.
– Да, но вы задаете крайне неприятные вопросы, ответы на которые вам ничего не дадут.
– Позвольте мне самой судить об этом.
– Ни в коем случае.
– Поймите же, мы с вами только начали общую жизнь. Это как супружество в его худшем проявлении, поскольку мы не можем расстаться. И, к сожалению, мы молоды, до смерти нам еще далеко. Как же мы сможем провести следующие сорок лет, ни разу не заговорив о Юге?
– Этот предмет не столь важен. Я уверен, что множество людей прожило жизнь, ни разу о нем не упомянув.
– Если такие люди есть, я их и знать не хочу.
– А они вас знать не хотят. Впрочем, сегодня нет ни одного человека, который захотел бы с вами познакомиться.
– До чего ж вы злы на меня, это просто поразительно!
– Вы мне чрезвычайно неприятны, и я не вижу причин это скрывать.
– Вполне объяснимо, учитывая обстоятельства нашей встречи. А если бы мы встретились иначе?
– Мы бы не встретились. Если бы вы жили в наше время, то с малых лет принадлежали бы к низшим слоям общества. Люди элиты никогда не сближаются с теми, кого мы зовем «умственно неприкасаемыми».
– И какая же судьба уготована этим «неприкасаемым»?
– Лица женского пола доят китов и выкармливают страусов. Мужчины трудятся на бойнях, обрабатывают землю и охраняют склады.
– А рабочие?
– Рабочие относятся к высшей касте. Чтобы справляться с современными машинами, необходимо иметь высочайшую квалификацию.
– А служащие еще существуют?
– Нет. Вся административная система компьютеризирована.
– А как же поступают с теми, кто ни на что не годен?
– Их используют на заводах кроссвордов.
– Что, простите?
– Да. Мы пришли к выводу, что кроссворды, которые составляет компьютер, неинтересны. Составление кроссвордов остается единственной областью, где человек с низким уровнем интеллекта может превзойти машину. Поэтому для того, чтобы эти люди чувствовали себя полезными и не угрожали общественному спокойствию, мы создали множество заводов по производству кроссвордов, что позволило искоренить даже воспоминание о безработице.