Холодные и теплые предметы - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Кисельгоф cтр.№ 20

Димитрий присвистнул носом во сне. И я рассмеялась. Рассмеялась чужим смехом, непохожим на мой. От него было горько во рту. А может, это мой обычный смех. Просто я никогда не слышала его со стороны.

* * *

Мне на сотку позвонила Ленка.

– Я звоню просто так. Соскучилась, – сказала она и замолчала.

У меня испортилось настроение. Моментально. Меня выдернул из моей жизни человек из параллельного мира.

– Давай я перезвоню тебе на городской, – с фальшивой предупредительностью предложила я.

Она согласилась, я перезвонила.

– Я одна. – Ленка снова замолчала.

– Что с Игорем? – Я еле выдавила его имя.

– Он на работе.

Я знала, что к Ленке никто не заходит из друзей. Все отпали, как только она серьезно заболела. С хроническими больными тоскливо и скучно. С ними не знаешь, что делать и о чем говорить. Они не вписываются в обычную жизнь здоровых людей, занятых деланием, оплакиванием и празднованием своей обычной жизни. Мне нужно было отпасть, как остальным, но я не могла сделать это напрямую и сразу.

– Я к тебе приду.

– Когда? – обрадовалась она.

– Скоро, – пообещала я, проклиная себя.

Я решила не называть мужа чужой женщины Шагающим ангелом. Я удалила из лэптопа заставку с его изображением. Невозможно видеть его каждый день и не помнить о чужой жизни посторонних людей. Я пришла к ним домой и встала перед обшарпанной дверью. Мне так не хотелось входить. Я стояла перед дверью и хотела сбежать. Я не обязана приходить именно сегодня. Я могу прийти в другой раз. Я бы сбежала, если бы по лестнице не поднялся Игорь.

Он открывал дверь своими ключами, я дышала запахом крыльев. Никто не знает, что значит любить. Каждый понимает это по-своему. Некоторые не понимают всю жизнь, до самой смерти. Им повезло или нет? Они умирают счастливыми или, напротив, несчастными? Невозможно даже понять, любишь ты или нет. Может быть, ты обманулся? И через день, месяц, год тебя будет тошнить от его запаха. Или тебя будет тошнить от самого себя. Если бы я знала это тогда, я ни за что не вошла бы в чужой параллельный мир.

Игорь, как и я, не хотел, чтобы я приходила. Я поняла это без труда. Даже самоубийце в последний момент хочется вернуться на крышу высотки. Жизнь шутя ломает планы. Даже к тем, кто всегда жил по плану, она вдруг поворачивается другим боком. Жизнь бесцеремонно втискивается в саму себя и лезет напролом через саму себя.

Ленка обрадовалась мне и протянула руки. Я едва их пожала. Рукопожатие вместо сакрального поцелуя. В этот момент самой подходящей была бы фраза «Радуйся, ребе». Тот, кто ее сказал, подразумевал: я пришел тебе сказать, что наступает время выполнения твоего предназначения. Ты переходишь на виртуальный уровень. Мы будем помнить о тебе. Особенно я. Всю жизнь и после жизни. Аминь. Тот, кто сказал эту фразу, выполнял свою миссию так, как он ее понимал или как ему было велено параллельным миром или его миром. Какая разница? Какую миссию выполняла я? Спасала Шагающего ангела или себя? Или что?

Ленка оживилась и разрумянилась. Она говорила без умолку. О погоде, которую она чувствовала. О фильмах, которые она слушала. О комнатных фиалках, которые она выращивала. У нее весь подоконник был заставлен комнатными фиалками – розовыми, фиолетовыми, сиреневыми, голубыми, белыми. Фиалки были деликатные или надменные, скромно или стильно одетые; были даже больные и здоровые фиалки. Ленка разговаривала с ними, как с людьми. Они ее понимали. На подоконнике Ленкиной комнаты жили человеческие лилипуты, замаскированные под цветы.

Она говорила, держа в руках яблоко, которое я принесла. Она трогала его своими тонкими, восковыми пальцами, катала в ладонях, ощупывала. Она подносила яблоко к лицу, вдыхая его аромат. Я машинально взяла в руки яблоко. Мои ладони бессознательно повторяли ее движения. Холодное яблоко из жаркого лета. На его гладких боках были ямочки и крошечные, едва заметные морщинки у плодоножки. Яблоко пахло одновременно и медом, и яблочным уксусом. Два в одном. На любой вкус. Медом пахли охряно-желтые дорожки яблочного сока, их было видно через кожицу. Это самое вкусное в наливном яблоке. Кое-где медовые дорожки уже потемнели и забродили, превратившись в уксус. Можно съесть сначала яблочный мед, можно, наоборот, сначала уксус, потом десерт. Есть люди, которые оставляют самое вкусное на потом. Смешнее всего, что самое вкусное внезапно может испортиться. Пройдет совсем немного времени, и тогда медово-яблочная брага оставит и привкус, и запах плесени.

Ленка говорила, я вяло, односложно отвечала, Игорь почти все время молчал.

– Что случилось? – вдруг спросила Ленка.

У меня похолодели ладони. Она все поняла. У слепых хорошая интуиция. Они чувствуют кожей. Эволюция развивает их компенсаторно-приспособительные реакции, наделяет микроскопическими сенсорными ворсинками, как скорпионов. Слепые жены чужих мужей чувствуют звук шагов за много километров, они слышат звуки, которые не слышит человеческое ухо, они определяют теплокровных по инфракрасному излучению. От них нигде не спрятаться. От них не сбежать.

– Что случилось? – повторила она. – Что-то с работой, Игорь?

Меня немного отпустило. Я ошиблась. Она ничего не поняла. Святым в голову мысль о предательстве не приходит. Если не будет вести из параллельного или реального мира.

Ее слепые глаза с тревогой вглядывались в его лицо. Она всегда безошибочно его находила.

– Нет. Все нормально.

– Ты в порядке?

– Устал.

– Он так много работает, – сказала Ленка, обращаясь ко мне.

Она беспокоилась за него. Неподдельно.

– Наверное, я пойду, – вставая, сказала я.

Ленка не стала меня удерживать. Игорь не пошел меня провожать. Он не вышел в прихожую. Я совсем этого не хотела. Я не хотела встречаться с ним глазами. Он тоже. Мы не смотрели друг на друга, хотя она не могла нас видеть.

Игорь позвонил мне вечером.

– Прости, – сказал он своим глуховатым голосом. И замолчал, хотя и так все было ясно.

– Угу, – ответила я. – Передай Лене, что я уехала. На месяц.

В сердце есть четыре камеры, разделенные перегородками. Два предсердия и два желудочка. В одной камере у меня живет мама, в другой – папа, в третьей – дедушка. В четвертой камере без спросу поселился Шагающий ангел. Вместе с сердечным выбросом он устремляется током крови в артерии, отравляя мой мозг своим присутствием. Самовольно пробирается во внутренние органы и всегда возвращается в сердце с током венозной крови. Биоусвояемость Шагающего ангела полная и моментальная. Он циркулирует в крови, проникает через поры в клеточных мембранах и встраивается в ДНК. Он не выводится из организма, не распадается и аккумулируется там, где ему понравится. Отсутствие Шагающего ангела в моей жизни, рядом со мной усиливает его токсический эффект.

* * *