Ведьма - читать онлайн книгу. Автор: Симона Вилар cтр.№ 34

Старосты Громодара в селище не оказалось. Дядька Беледа поведал Малфутке, что глава рода ушел в лес, не иначе как к волхвам — всегда в эту пору к ним наведывался, просил в селище на праздник заглянуть да поворожить на удачный год, чтобы в лесах было обилие дичи. Сам Беледа на братучадо родное поглядывал с сочувствием.

— Что, отбыл твой варяг? Ну что ж, этого и следовало ожидать. Уж не надеялась же ты, глупая, что он в Киев тебя заберет с собой? Он ведь посадник, а ты нашего корня, тебе тут жить. Так что забудь, не кручинься и готовься к праздникам.

Енея тоже утешала дочь. Принесла горшочек с тушеным мясом и капустой, заставила есть через силу.

— Что-то похудела ты, с тела сошла. Хотя и то сказать, откуда мяса-то наберешь, по лесам шастая? Ничего, откормлю, отнежу, вновь расцветешь, как маков цвет. А вскоре на гуляньях и забудешь посадника своего.

Она хотела развеять тоску дочери, но девушке только хуже от этого становилось. Мать все твердила, что на эту Масленицу после внимания посадника-то, Малфутка первой красавицей в селище будет почитаться и все парни будут стремиться в хоровод ее увлечь, добиться улыбки. На скупой ответ девушки, что та будет варяга своего ждать, Енея только руками замахала: слыханное ли дело чужака месяц за месяцем поджидать, так можно и до старости одинокой досидеть. По-разумному же надо Малфутке кого иного для себя приглядеть да жизнь устраивать, семью заводить, деток. Потому и постаралась Енея принарядить дочь в пошитое из даренного варягом сукна одеяние на бретелях, в косу ей вплела стеклянные зеленые нити, в уши серьги вдела с подвесками, нездешней работы, тоже посадником даренные. Выволокла из закута дочь чуть ли не силком, улыбалась довольно, наблюдая, как молодые охотники на Малфутку поглядывают. А та хоть бы бровью повела. Молча отошла в сторону, села на лавку за одним из столбов-подпор и занялась привычным для себя делом, но для другой какой бабы странным: стрелы готовила. Подбирала заранее приготовленные тонкие тросточки, проверяла по тетиве, чтобы ровно, без просвета, прилегали. Те, что подходящими считала, откладывала на лавку рядом с собой, те, что похуже — в сторону. Беледа к ней подсел, стал советовать, какие тупыми оставить, белку бить, не портя шерстку, а какие и на оленя сгодятся. Кое-кто из парней потоптался рядом, но, видя, что избранница посадника глаз от работы не отрывает и лишь с Беледой переговаривается, отошли. Енее пришлось только ворчать в сторонке да судачить с бабами, что приворожил, мол, девку варяг пришлый, и теперь ей все свои не ко двору. Старухи горюющую мать утешали. Девичья кручина она что — слезы горьки, да коротки. А как зазвучат струны да загудят рожки, не устоит. Енея хотела в то верить, а сама все на Малфутку косилась. Знала ведь, до чего меньшая ее упряма и своенравна, словно и не в мать удалась. Может, в того, от кого Енея понесла ее? Ах, знать бы, кто он! Енея-то любилась где и когда угодно, даже не всех своих милых припомнить могла…

Хотя не о том были ее думы. Больше тревожилась Енея, что упрямица Малфутка и впрямь поверит, будто посадник к ней так прикипел, что и через год нагрянет.

Вечером, когда хозяйки уже возились у очагов да запахло мясными отварами с хвойным елочным духом (его специально готовили для тех, у кого по весне десны пухнуть начинали), снаружи раздались приветственные крики. Затем дверь скрипнула и в клубах морозного пара появился вернувшийся Громодар. Сначала, как полагается, поклонился очагу с огнем Сварожичем, потом скинул мохнатую шапку и оглядел кланяющихся родовичей. Как и ожидали, лицо у него было по-молодому румяное, глаза под кустистыми бровями блестели остро, даже морщин на оголенном темени словно меньше стало. Ясное дело, водицы живой ему волхвы перед Масленицей преподнесли. От того сосновичи на главу своего взирали с особым трепетом, спешили услужить: кто тулуп принимал, кто посох из рук брал почтительно. Спрашивали: когда волхвы с капища в селище Сосны-то заглянут?

Громодар отвечал важно, сел на лавке, позволив разуть себя, принял из рук одной из своих жен резной ковш-утицу со стоялым шипучим медом. Жена была из новых, молодая еще, статная, в вышитой посеребренными бляшками кике, но какая-то грустная, словно не радовалась возвращению мужа. А чего радоваться, если он нравом крут да неласков, а мять ее после волховского зелья будет до первой зорьки, но ребеночка она от него так и не понесет. Живая вода молодость дает, а вот плодоносящую силу губит, поэтому и проживет молодая Громодариха при муже пустоцветом до старости, пока в лес на погибель, как обузу лишнюю для рода, ее не отправят, как до нее других отправляли…

Малфутка словно читала мысли суложи старостиной и вздохнула сочувственно. Правда, через миг и дышать словно перестала, когда темные глаза Громодара в нее так и впились.

— Ну что, девка, вернулась? Отправил тебя восвояси варяг пришлый, потешился и отправил?

Девушка опустила ресницы, зарделась, чувствуя на себе взгляды родовичей. А пуще всего она ощущала взгляд самого старосты. Не по себе ей сделалось — и подумать боялась, что мудрый Громодар дознается, какое предательство она из-за любви к чужаку совершила. Если волхвы сами не сказали ему чего.

Взгляд Громодара преследовал ее и во время всей трапезы и после, когда он к дальнему очагу со старейшинами удалился для беседы. В большой родовой избе вроде бы все как обычно было: кто чинил охотничье снаряжение, кто латал валенки, кто беседовал тихо, бабы пряли, суча нить при свете лучины, пели негромко. Да только чем бы ни занимались, тоже порой поглядывали в сторону то Малфутки, то не сводящего с нее глаз старосты. Когда уже стали лучины тушить, а старейшины разошлись по своим избам-землянкам, Громодар окликнул Малфутку сделал знак приблизиться.

Она стояла перед ним, прямая, как пламя свечи, даже заставила себя поднять глаза на старосту. У того отсвет огней отражался от лысого темени, глаза под кустистыми бровями были темными, взгляд был тяжелым, так что девушка едва сдерживалась, чтобы в ноги ему не кинуться. «Ничего-то он от меня не дознается! — решила Малфутка, даже заставила себя вскинуть горделиво голову. — Ни за что не погублю себя, не признаюсь. А тем и Свенельда спасу от беды».

Громодар неожиданно усмехнулся в бороду и, протянув руку, схватил ее за вышитую опояску и притянул к себя так, что она чуть коленями о его ноги не стукнулась.

— А ведь не зря тебя углядел посадник среди наших, — все так же улыбаясь, сказал Громодар. — Пока чужой не присмотрится свежим оком, свое, привычное и не кажется особенным. Однако ведь и впрямь хороша ты стала на диво, Малфутка! Так говорю, сосновичи?

В избе многие одобрительно загалдели, однако были и такие, что смолчали, переглядываясь.

Малфутка только ресницами заморгала. Громодара же ее растерянность еще больше подзадорила. Захохотал, откидывая голову, сверкнул крупными, по-молодому целыми зубами. И так резко умолк. Смотрел исподлобья, тяжело дыша.

— Вот что, славница [46] , пойдешь мне сегодня стелить.

Староста сказал это спокойно, но так твердо, что и возразить было нельзя. Малфутка смотрела на него широко открытыми глазами и чувствовала, как кровь словно стынет в ней. В избе стало тихо, родовичи переглядывались растерянно, но молчали.