— Нет в этом ничего милого, — возразил Крис, — обычный эгоизм. Я знаю, что могу вытерпеть свою боль, но не уверен, что смогу пережить, если больно будет тебе.
Эмили протянула руку и обхватила пальцами член Криса, отчего у того сперло дыхание. Он взобрался на нее, перенеся груз своего тела на локти.
— Если будет больно, ущипни меня, — сказал он. — Чтобы больно было нам обоим.
Она почувствовала его прикосновение, почувствовала что-то влажное и поняла, что эта влага из нее, потом он раздвинул ей ноги и остановился. В голове у Эмили пронеслось воспоминание о том, как они в детстве собирали картинки-пазлы из тысячи частей, как Крис пытался вставлять кусочки головоломки туда, куда они совершенно не подходили.
— Эм, — прошептал он, на лбу у него выступили бисеринки пота, — ты этого хочешь?
Она поняла, что если бы покачала головой, то Крис остановился бы. Но она решила, что ее желания и желания Криса неразрывно переплелись, а Крис хотел этого больше всего на свете.
Заметив ее легкий кивок, Крис нежно вошел внутрь.
На секунду стало больно, и она впилась ногтями ему в спину. Потом боль отпустила. Было необычно чувствовать, как тебя растягивают изнутри, но не больно. Она почувствовала, как бедра ее задрожали, когда Крис начал толкать и стонать, быстрее и быстрее. Ее спина скользила взад-вперед по дощатому полу карусели.
Когда он закричал, она широко распахнутыми глазами смотрела в брюхо лошадки, впервые заметив, что карусель местами не покрашена.
Крис скатился с нее, его грудь тяжело вздымалась.
— Господи! — воскликнул он, распластавшись на спине. — Мне кажется, я умер. — Через секунду он прижал ее к себе. — Я люблю тебя, — прошептал он, касаясь пальцем ее виска. — Но я заставил тебя плакать.
Она покачала головой, лишь сейчас осознав, что слезы струятся по щекам.
— Ты заставил меня… — Ее голос замер, она не закончила фразу.
«Это всего лишь игра», — убеждала она себя, открывая дверь в мужской туалет в Макдоналдсе. К ее удивлению, здесь было точно, как в женском туалете, за исключением двух писсуаров на стене. И воняло тут больше. Одна из кабинок была занята, Эмили видела мужские ноги. Парализованная от стыда (а что, если он заметит, что ее туфли — обувь девятилетней девочки?) она застыла у раковины. Спустили воду, дверь кабинки распахнулась. Там стоял Отморозок, его одежда воняла жиром и дезинфицирующим средством.
— Ну-ка, кто тут у нас? — усмехнулся он.
Эмили почувствовала, как дрожат ее ноги.
— Я просто… должно быть, ошиблась дверью, — запинаясь, произнесла она.
Повернулась и направилась к двери, но он схватил ее за руку.
— Правда? — Его голос обволакивал, словно дым. Он притянул ее к себе. — А с чего ты взяла, что ошиблась?
Он прижал ее к двери, не давая возможности никому войти. Поднял ее руки над головой и залез рукой ей под рубашку.
— Сисек нет, — констатировал он. — Наверное, мужчина. — Потом он засунул руку под ее эластичные трусики и потер пальцами между сжатых ног. — Хотя и члена тоже нет.
Он наклонился ближе, настолько близко, что она почувствовала его дыхание.
— Нужно удостовериться, — сказал он и засунул палец ей внутрь.
Ее охватила паника, все тело напряглось, а изо рта, хотя она мысленно и кричала, не доносилось ни звука. Так же быстро, как и схватил, Отморозок отпустил ее. Когда он ушел, Эмили упала на коричневый кафельный пол, ощущая, как внутри все горит от его вонючих рук. Ее вырвало прямо на пол, потом она встала и сполоснула рот. Поправила одежду и вернулась за стол, где ее ждал Крис.
— Тс-с, — успокоил Крис, прижимая ее к груди, — ты кричала.
Она все еще лежала раздетой, как и Крис, и его возбужденная плоть опять упиралась ей в бедро. Она оттолкнула его и свернулась в клубочек.
— Я заснула, — дрожащим голосом сказала она.
— Ой, — Крис мягко улыбнулся, — извини, что было так скучно.
— Не в этом дело, — попыталась объяснить Эмили.
— Знаю. Просто иди сюда, посиди со мной.
Он протянул руку. В жесте не было никакой угрозы, и Эмили заползла к нему на колени, пытаясь уверить себя, будто это совершенно нормально, что они полностью раздеты.
Она почувствовала руки Криса, он опять укладывал ее на прохладные деревянные доски. Когда она попыталась отпрянуть, он удержал ее, и она всхлипнула.
— Я знаю, что тебе больно, — сказал он. — Я просто хотел полюбоваться тобой. Раньше мне было не до этого.
Он коснулся ее груди сперва взглядом, потом пальцами. Провел пальцем вокруг сосков, куснул за ключицу. Его руки заскользили по ее животу, бедрам, потом он раздвинул ее ноги. Она вздрогнула и попыталась вырваться, но он удержал ее за щиколотку.
— Нет, — попросил он. — Позволь на тебя посмотреть.
Она почувствовала, как его рот оставил влажный круг вокруг ее пупка, потом переместился ниже.
— Ты само совершенство, — произнес он.
Эмили побледнела, понимая, насколько он далек от правды.
— Не двигайся, — велел он.
Его слова завибрировали у нее между ногами, и Эмили разрыдалась.
Встревоженный Крис тут же отпрянул.
— Что случилось? Я тебя обидел?
Она покачала головой, давая волю слезам.
— Я не хочу лежать спокойно. Не хочу лежать спокойно.
Она обхватила Криса руками и ногами и, сама того не желая, почувствовала, как его напряженный член снова вошел в нее.
— Я тебя люблю, — одними губами прошептал Крис невпопад.
Эмили отвернулась.
— Не стоит, — ответила она.
Настоящее
Декабрь 1997 года
Гас размышляла над тем, не надоело ли Крису, что все решают за него.
Стоя в супермаркете перед изобилием фруктов, разложенных, словно разноцветные солдатики, Гас сравнивала полезные красные яблоки, которые носила в окружную тюрьму Графтона, с этой яркой красотой. Что же ей взять? Мандарины? Крупные зеленые яблоки сорта «бабушка Смит»? Или томаты с гладкими боками? Постоянно необходимо было делать выбор — полная противоположность тому, что тебе указывают, что есть, куда идти, когда принимать душ.
Она дошла до клементинов. Любимых фруктов Криса. Она бы с радостью принесла их ему во вторник… Но можно ли приносить клементины? Она представила, как эти дюжие молодцы в синей форме станут разрезать фрукты, проверяя, нет ли в середине лезвий для бритвы, — Гас сама разрезала конфеты, которые Крис получил на Хеллоуин, на маленькие кусочки, когда тот был еще маленьким, чтобы удостовериться, нет ли внутри булавок. С той лишь разницей, что Гас делала это из любви. А надзиратели станут заниматься этим по долгу службы.