— Мне тебя не хватало, — пробормотал он.
— Знаю, — ответила Мэлани. Она на мгновение задержала руку, потом отдернула. — Ешь с сиропом.
Она сняла с плиты кастрюльку, в которой пузырился кленовый сироп, и полила им блинчики Майкла.
— Я подумала, почему бы нам сегодня утром не прогуляться?
Майкл впился зубами в сочный блинчик. Он должен был вывести глистов у щенят в соседнем городке, наведаться к лошади, страдающей коликами, заглянуть к больной ламе. Но он давно не видел Мэлани такой… они давно не были вместе в последнее время.
— Конечно, — ответил он. — Мне только нужно кое-кому позвонить, чтобы перенести встречи.
Мэлани опустилась на стул напротив Майкла. Он протянул руку, и она вложила в нее свою.
— Было бы отлично.
Он закончил завтрак и пошел в кабинет позвонить. Когда вернулся, Мэлани уже стояла перед зеркалом в прихожей, подкрашивала губы. Она чмокнула губами и заметила в зеркале Майкла.
— Готов? — спросила она.
— Готов, — ответил он. — Куда пойдем?
Мэлани взяла мужа под руку.
— Если я тебе скажу, сюрприза не получится.
Майкл про себя гадал, куда поведет его жена. Не на могилу Эмили — Мэл не стала бы так рваться на кладбище. Явно не обедать — они проехали главную улицу, где находились все рестораны Бейнбриджа. Не в магазин — слишком рано. Не в библиотеку — она в другой стороне.
Но потом Мэлани выехала за пределы города. Они миновали пашни под паром, молочные фермы, длинные отрезки дороги, где не было вообще ничего. Небольшой зеленый знак сообщал о том, что до городка Вудсвиль менее двадцати километров.
Что, черт возьми, им делать в Вудсвиле?
Он был там однажды, чтобы помочь лошади, которая сломала ногу. И если ехал по центру города, то не узнавал его.
Мэлани миновала кирпичное здание, из-за которого виднелся забор с натянутой проволокой. И Майкл вспомнил, что в Вудсвиле находится окружная тюрьма. Удобно — дальше по улице здание окружного суда.
Его жена свернула на парковку перед зданием суда.
— Тут кое-что происходит, — невозмутимо сказала она. — Я полагаю, ты должен это видеть.
Когда без пятнадцати шесть дверь камеры со скрипом отворилась, Крис уже не спал. В глаза словно песка насыпали: как бы он их ни тер, становилось только хуже. «Молния» на его спортивной куртке сломалась. И Крис ужасно хотел есть.
— Жратва, — произнес надзиратель, запихивая поднос в камеру.
Крис перевел взгляд от неаппетитных кусков в тарелке на проход. Из другой камеры на него пристально смотрел мужчина с черными глазами. Потом скрылся за клеенкой в душе.
Крис поел, почистил зубы щеткой, которую вчера вечером получил у охранника, и взял одноразовую бритву, которую принес в камеру надзиратель. Потом неуверенно вышел из камеры и направился по проходу к душевой и раковине.
Крис решил побриться, пока другой заключенный закончит принимать душ, и прищурившись глядел в зеркало, которое отражало не лучше жестяной фольги. Когда незнакомец вышел, Крис кивнул ему и отправился под душ.
Он задвинул занавеску, но поверх ее видел, как черноглазый, обвязав полотенце вокруг талии, намыливает лицо и придает форму своей бородке. Крис разделся, включил воду, намылился, закрыл глаза и попытался представить, что только что проплыл невероятную — черт побери! — четырехсотметровку баттерфляем и после соревнований пойдет домой.
— За что тебя?
Крису в глаза попала вода.
— Прошу прощения?
В щель между занавеской и стеной Крис видел, как заключенный оперся о раковину.
— Почему ты здесь?
Мокрые волосы незнакомца достигали плеч. По прическе Крис мог отличить заключенных от людей, находящихся под арестом в ожидании предъявления обвинения, — те, кто отбывали срок, были коротко острижены. Как и сам Крис.
— Мне здесь не место, — ответил Крис. — Это какая-то ошибка.
Собеседник засмеялся.
— Так все говорят. В тюрьме до черта народа, который, по их словам, и мухи не обидел.
Крис отвернулся и стал намыливать грудь.
— Если ты отвернулся и не видишь меня, это не значит, что я ушел, — сказал незнакомец.
Отряхнув с волос воду, Крис закрыл кран.
— А ты что сделал?
— Перерезал горло своей старушке, — хладнокровно заявил заключенный.
Внезапно Крис почувствовал, как подкашиваются ноги. Он побоялся, что упадет, и оперся о пластмассовую стенку душа. Он не будет находиться рядом с каким-то уголовником в окружной тюрьме! Его не обвинят в убийстве!
Крис обмотался полотенцем, схватил одежду и спотыкаясь, словно слепой, поспешил в камеру, где сел на койку, опустив голову к коленям, чтобы не вырвать.
Он хотел домой.
В камеру вошел надзиратель, чтобы забрать бритву.
— Пришел твой адвокат, — сообщил он. — Принес одежду. Одевайся, тебя отведут наверх, там переоденешься.
Крис кивнул, думая, что надзиратель будет стоять в камере и ждать, пока он оденется, но тот ушел. Двери камеры оказались открыты. В конце коридора смотрел программу «Сегодня» человек, обезглавивший жену.
— Я уже… готов, — сообщил Крис второму надзирателю, который проводил его до двери, ведущей из блока.
— Удачи, — пожелал черноглазый, не отрывая глаз от экрана.
Крис помолчал, обернулся через плечо.
— Спасибо, — негромко произнес он.
Одежда ждала его в комнате-распределителе. Крис узнал блейзер от «Братьев Брук», который они с мамой купили в Бостоне. Они специально поехали за костюмом, который Крис смог бы надеть на собеседование в колледж.
А он наденет его в зал суда для предъявления обвинения.
Он надел белую сорочку, серые фланелевые брюки, легкие светлые кожаные туфли, потом галстук и попытался завязать узел, но узел не получался. Крис привык завязывать галстук перед зеркалом, а в распределителе зеркала не было.
Галстук оказался завязан неровно.
Потом он натянул пиджак и подошел к надзирателю, который заполнял какие-то бумаги. Они молча подошли к кабинету, куда раньше Криса не водили. Конвойный открыл дверь.
В комнате для допросов ждал Джордан Макфи.
— Спасибо, — поблагодарил он конвойного, жестом приглашая Криса сесть напротив. Он дождался, пока за офицером закроется дверь. — Доброе утро. Как прошла ночь?
Он отлично, черт возьми, знал, как она прошла: даже идиот, глядя на круги у Криса под глазами, понял бы, что парень не сомкнул глаз. Но Джордан решил дождаться ответа клиента. Ответ поможет адвокату понять, насколько хватит Криса, ведь они в самом начале долгого пути.