В первый день, когда мы только прибыли и разбили палатки,
мишка, естественно, возмутился в точности так, как вознегодовал бы какой-нибудь
мелкий барон, узнавши, что неподалеку от стен его родового замка устроила табор
неведомо откуда нагрянувшая цыганская орда. Битых трое суток «хозяин тайги»
бродил где-то по вершине сопки и орал средь бела дня, что твой Змей Горыныч –
пугал и выпроваживал, авось да уберемся. Рычанье и рявканье, надо сказать,
впечатляло – сильнее медвежьего рявканья по психологическому воздействию
только, пожалуй, вопли рыси в ночной тайге.
И тем не менее отряд и не подумал менять дислокацию. Мы
прибыли туда месяца на три, не меньше, нам предстояло вдумчиво и скрупулезно
провести электроразведку именно на этом участке. Рабочие планы подразделений
министерства геологии испокон веков составлялись без учета медвежьих эмоций…
За три дня медведь кое к чему присмотрелся. Определенно
сообразил, что ни у кого из непрошеных гостей нет ружей и, судя по поведению,
охотиться они не собираются вовсе (такие вещи косолапый понимает прекрасно). И
не мог не отметить также, что двуногие регулярно ходят по своим, строго
определенным маршрутам. И не мог не сделать вывод: люди прибыли по каким-то
своим делам, с его делами не пересекающимися вовсе.
В том, что медведь рассуждал именно так, убеждают
последующие события. На четвертый день медвежьи обиженные вопли уже не
раздались, и все три с лишним месяца, что мы прожили у речушки, мишка вообще не
дал о себе знать. Никуда он не ушел, конечно – просто не давал более о себе
знать ни ревом, ни следами. Сосуществовал с нами настолько незаметно, что, если
не знать о нем заранее, можно было подумать, будто его там и нет.
Ну, это лирика… Итак, мы стояли на речушке. Два-три
деревянных барака, оставшихся от каких-то предшественников, полдюжины палаток,
пять-шесть молодых специалистов обоего пола с новехонькими дипломами о высшем и
среднем специальном образовании, да два десятка работяг, сиречь нас. В общем,
именно этот лагерь описан в романе «Охота на Пиранью» – примерно так он,
заброшенный нами по окончании работ, должен был выглядеть.
Пора о необыкновенном. Так вот… В тайге, надобно вам
знать, скучновато, если ты не шатаешься по ней идиотом-туристом, а обосновался
на все лето работать от зари и дотемна. Небольшая прогалина, примыкающая к
речушке, а вокруг – сплошная стена тайги. Ближайшая цивилизация в виде
деревеньки – в пяти километрах. Скука. Любому мизерному развлечению будешь рад.
Поэтому, когда время от времени, пару раз в неделю, из областного центра
приезжала наша машина, весь народ, заслышав на дороге урчание мотора, живенько
вылезал из палаток и бараков.
Вот и тогда – вылезли. Столпились. Узкая дорога в одну
раздолбанную колею, где с трудом протиснется одна-единственная машина, да и то
задевая бортами кузова за ветки, просматривалась метров на сто, а далее резко
поворачивала вправо, так что полагаться приходилось исключительно на слух. И
все двадцать пять человек прекрасно слышали, как совсем близко надрывается
мотор, как скрежещут шестерни в ветхой коробке передач. Совсем близко
раздавались эти звуки, под самым носом, за поворотом. Вот-вот появится машина…
Она так и не появилась. Более того, мотор вдруг замолчал и
больше уже не работал. Воцарилась неописуемая таежная тишина. Полагая, что наш
старенький ГАЗ-51 накрылся медным тазом буквально в паре сотен метров от лагеря
– а иного логического вывода на основании того, что мотор сначала работал, а
потом умолк, и нельзя было сделать – самые нетерпеливые бодрым шагом двинули
навстречу.
И не обнаружили за поворотом никакой машины. Более того, не
обнаружили ее вообще. Недоуменно матерясь, прошагали в сторону деревни еще не
менее километра – но никакой машины не обнаружили.
Она так и не появилась в тот день. Прибыла только через
сутки. Такие дела. Повторяю: обе дороги, что правая, что левая, соединявшие
деревню с лагерем, представляли собой стиснутые тайгой колеи без каких бы то ни
было ответвлений, поворотов, съездов и обочин. Едва-едва протиснуться одной
машине. Выехав из деревни, можно попасть исключительно в лагерь. Выехав из
лагеря, можно попасть исключительно в деревню. Развернуться на этой колее было
физически невозможно – для любой мирной гражданской машины, я имею в виду.
Только танк способен был там развернуться, снеся пару дюжин деревьев…
Естественно, имела место некоторая оторопь. Ведь, с одной
стороны, чуть ли не три десятка человек прекрасно слышали, как совсем рядом,
ну, метрах в двухстах самое дальнее, завывает изношенным мотором старенькая
машина, переваливаясь по буграм и колдобинам. С другой стороны – те, кто пошел
на звук, не обнаружили вблизи каких бы то ни было транспортных средств с
двигателем внутреннего сгорания… Ясен ребус?
И ведь дня через два все это в точности повторилось, вновь
повергнув весь отряд в злое, тягостное недоумение. Снова близенько, вот туточки,
за поворотом шумит мотор, скрежещут передачи, тужится потрепанная машинешка,
пытаясь одолеть колдобины и рытвины, вот-вот покажется из-за поворота… а вот
вам шиш! В один прекрасный момент звук мотора умолкает, словно повернули
некий выключатель, и ни звука более не слышно. До следующего раза. Невидимая
машина с завидным постоянством стремится к лагерю и, не доехав до него пары
сотен метров, исчезает неведомо куда…
Бога ради, только не надо логических, рациональных,
материалистических объяснений! Их попросту нет, понимаете? Версию о том, что
это попросту долетал до нас шум мотора ездивших где-то поблизости машин, отмели
почти сразу же. Потому что «поблизости» не было ни машин, ни дороги с
оживленным движением. До деревни, повторяю еще раз, было километров пять – и
еще километрах в восьми далее располагалась самая оживленная ближайшая трасса…
Мы ведь очень быстро, осатанев от этих мистических
непонятностей, выкроили время и принялись экспериментировать – при полном
попустительстве начальства, которому самому было интересно. Благо наш шофер, с настоящей
машины, оставшись ночевать в лагере и на следующий день обеими ушами слушавший
«невидимку», своими ногами отмахав с километр дороженьки, всецело проникся
ситуацией…
В общем, шофер ездил, а мы слушали. Экспериментальным,
сиречь строго научным путем было установлено:
а) шум мотора настоящей машины слышен в лагере
(исключительно тогда, когда она находится не далее чем в трехстах метрах от
лагеря;
б) если отъехать дальше, мотора в лагере не слышно;
в) шум моторов других, посторонних, далеко проезжающих машин
до лагеря попросту не доносится.
Итак, путем строгого эксперимента…
А «невидимка», сволочь такая, продолжала мотать нервы. Если
не каждый вечер, то уж через пару дней на третий – это как закон. Возможно, кому-то
это и смешно читать, не спорю, никаких привидений с синими рожами, никаких
оборотней, леших…
Но нам тогда, честное слово, было не до смеха. Мы попросту
злились. Однажды, когда раздался поблизости шум мотора – ну метрах в двухстах,
не дальше, как обычно! – наш шофер, тоже изрядно осерчав, вскочил в свой
раздолбанный «газон» и помчал навстречу «невидимке» со всей скоростью, какую
позволяла разбитая колея.