Случай Растиньяка - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Миронова cтр.№ 50

– Чтобы понять Джотто, – начала Катя, – его тоже надо бы сравнить с Чимабуэ. Он старше, но они современники. У Чимабуэ мы видим одни фронтальные композиции – скучные, статичные. У Джотто – фигуры в профиль, в самых разных позах, и они движутся. Вы только поймите меня правильно, я не ругаю Чимабуэ, по сравнению с византийской иконой и он сделал громадный шаг вперед, но именно Джотто совершил переворот. Данте о них писал в «Божественной комедии:

Кисть Чимабуэ славилась одна,

А ныне Джотто чествуют без лести,

И живопись того затемнена.

Увидев, что Герман смотрит на нее чуть ли не в испуге, Катя с улыбкой добавила:

– Только не думайте, будто я «Божественную комедию» наизусть знаю. Я, как и все, помню только: «Земную жизнь пройдя до половины…» Но эти строчки запомнила, потому что Джотто – мой любимый художник. Знаете, он мог начертить идеальный круг без циркуля, просто от руки.

– Натренировался на нимбах, – усмехнулся Герман. У Кати вытянулось лицо, и он поспешно добавил: – Да я шучу. Мне без вас никогда не научиться понимать живопись, Катя.

– Я могла бы прочесть вам целую лекцию, но лучше давайте сходим в музей. Для наглядности. Правда, Джотто у нас нет, но…

– Я – за! – обрадовался Герман. – В Пушкинский или в Третьяковку? Лучше и то и другое, – добавил он тут же. – И можно без хлеба.

– Ладно, там видно будет, – уклонилась от прямого ответа Катя. – Вот мы и пришли. – Она уверенно свернула в Хлыновский тупик и, увидев афишу, обрадовалась: – О, Тимур Шаов! Нам повезло.

Это был тот самый кавказец, чью смешную короткую фамилию Герман вычитал в Интернете и успел начисто забыть.

– Вы его знаете?

– Конечно! Ну, не лично, – тут же смутилась Катя, – я его песни знаю. Он чудный. А вам не нравится?

– Я его никогда не слышал, – признался Герман. – Я из бардов больше всех Галича люблю.

– У Тимура Шаова есть потрясающая песня о Галиче. Ой, а нас пустят? – встревожилась Катя. – Тут на Шаова всегда аншлаг.

– Я заказал по Интернету, – успокоил ее Герман.

Он выкупил билеты, они вошли, разыскали свой столик и сели. Им подали меню. «Ну вот и настал момент истины, – с горечью подумал Герман. – Может, на этом и расстанемся».

Ему вспомнился один случай. Он был в гостях у Никиты Скалона. Давно, еще до того, как Никита во второй раз женился. Была холостяцкая мужская компания, и один из гостей пристал к нему как с ножом к горлу: выпей да выпей.

– Отстань от него, – приказал Никита.

Но пьяный гость все никак не мог успокоиться:

– Нет, ну а что с ним будет, если он рюмку выпьет?

– А что с тобой будет, если дам по кумполу? – разозлился Никита. – Я тебе скажу, что будет: уши отлепятся.

Его приятель обиженно засопел, но затих. Герману было приятно, что Никита за него вступился. Он мог бы и сам дать по кумполу кому угодно с теми же отягчающими последствиями, но не хотелось затевать скандал в гостях. Да и вообще, он был не драчлив.

– Что будете пить? – спросил он вслух.

– Не знаю, – сказала Катя, – давайте сначала определимся с едой.

– Дело в том, что я вообще не пью, – предупредил Герман. – Заказывайте, что хотите, не обращайте на меня внимания.

Катя опять окинула его веселым взглядом, на щеках проступили ямочки.

– Я постараюсь, Герман, но вас… трудно не заметить. С вашего позволения, я выпью немного вина. Можно?

Вот и все. Она не стала выяснять, как да почему он не пьет, давно ли с ним такое и что будет, если он рюмку выпьет.

Герман не знал и не мог знать, что у Кати тоже бывали в жизни похожие истории. Однажды она была в гостях у своего учителя Сандро Элиавы. Сидели за щедрым грузинским столом в большой компании. Неожиданно к Александру Георгиевичу пришел один из его аспирантов, израильтянин Давид Леви, оригинальный народный художник.

Его мигом усадили за стол, принесли целое блюдо грузинских яств. Остальные гости к тому времени уже переключились на десерт. Давид не был безумно религиозен, но основные запреты соблюдал. Он поел, и кто-то из гостей предложил ему десерт. А на десерт было мороженое. Давид застенчиво покачал головой. Ему нельзя было мешать мясное с молочным. И тут гостя разобрало:

– Ну что тебе будет от мороженого? Ну съешь! Ну хоть попробуй!

Этери как раз ушла на кухню заваривать чай. Александр Георгиевич Элиава сидел, лукаво улыбаясь, и наблюдал. Ждал, что будет дальше. А настырный гость все никак не хотел отстать от несчастного Давида. И тут Катя не выдержала. Она была за этим столом всего лишь гостьей, но вмешалась:

– Оставьте человека в покое! Ему вера запрещает. Надо это уважать.

– Нет, ну а что с ним будет от ложки мороженого?

– Раз нельзя, значит, нельзя, – отрезала Катя.

Ей стало неуютно. А ну как ее сейчас отсюда попросят? Упрямый гость порывался еще что-то сказать Давиду, еще как-то убедить его попробовать мороженого. И вдруг заговорил Александр Георгиевич. Заговорил своим неподражаемым грузинским голосом, похожим на клекот орла:

– Ты слушай, что тебе девушка говорит! Давай, дорогой, мы тебе чаю нальем, – обратился он к Давиду. – Чаю будешь?

Вернувшаяся Этери начала разливать чай, за столом вновь завязался общий разговор, а Давид благодарно улыбнулся Кате.

Был и другой случай, два года назад. Это был «год тридцатилетий»: все учившиеся в одном классе были фактически одногодками и по очереди ходили друг к другу в гости. Катина школьная подруга Маша Агафонова, та самая, что подарила ей павловопосадский платок с розами по белому полю, сильно располнела после родов и села на диету. Ей полагалось раздельное питание, какие-то продукты пришлось вовсе исключить. И пить было нельзя, она принимала таблетки, несовместимые с алкоголем.

Встретились у общей школьной приятельницы на дне рождения. Эта приятельница, хозяйка дома и именинница, никак не могла смириться с тем, что гостья не ест салат оливье и ничего не пьет. Ход мыслей у таких людей всегда один:

– Ну что тебе будет от ложки салата? Я тебе совсем чуть-чуть положу! Смотри, как вкусно! И выпей, ты что, не хочешь за мое здоровье выпить?

– Мне нельзя, – лепетала несчастная, – я лекарство принимаю.

– Думаешь, съешь каплю салата и сразу поправишься? Все эти диеты – вообще ерунда. Вот перестанешь сидеть на диете и обратно наберешь все свои килограммы.

– Канашка, – вступилась за подругу Катя, – прекрати.

Именинницу звали Наташей Канавиной, в школе ей мигом подобрали кличку. Канавина Наташа – Канаша. Как бы и имя и фамилия вместе.

– А что, не так, что ли? – не унималась Канаша. – Все эти диеты – дурость одна. У меня мама сидела на диете, и все без толку. Ну поешь хоть чуть-чуть! – вновь пристала она к несчастной Маше.