Ясно, что КУКОЛКА, невзирая на опасность задержания, направила группу в его квартиру. Им не стоило труда дестоунировать Каребару после полуночи. Команды, выданные Сник системе электропитания, были автоматически отменены схемами Среды.
Сник вышла из ванной комнаты, держа в руке одежду и туфли; она вытерлась насухо, но черные прямые волосы были еще влажны и блестели как мех морского котика. Через всю комнату она прошла к настольному цилиндрическому аппарату. Его поверхность поблескивала разными оттенками цветов — от фиолетового да синего. Крошечные горгульи в беспорядке выставляли свои головки. Обладатель этого очистителя, думал Дункан, должно быть, выложил за него немалую сумму.
Сник сунула в аппарат свои вещи, прикрыла дверцу, нажала кнопку, открыла дверцу и, вытащив одежду и туфли, принялась облачаться. Дункан, наблюдая за ней, жевал уже без аппетита. Хотя с былыми чувствами застенчивости, сдержанности в обществе давно покончено из-за физически вредных их последствий для организма, он допускал, что Сник умышленно играла обнаженным телом, разнообразя позы, чтобы возбудить его страсть. Сокрушить его, поскольку он не мог погасить с ней свое пламя. Какого черта он влюбился в суку-садистку?!
С другой стороны, он, возможно, приободрял ее женские чувства.
Сник расположилась за столом напротив него и принялась за еду. Вдруг она сморщила нос и, воскликнув «фу!», уставилась на Дункана.
— Ты не принял ванну и не вычистил одежду. Воняешь как скунс.
— Почему бы тебе в таком случае не вернуться на диван? — заметил он, указывая на него вилкой.
Сник подхватила поднос и уселась возле окна.
— Прошу извинить, но ты испортил мне завтрак. Ты не имеешь права обвинять меня, не так ли? Разве ты не чувствовал бы неприязнь, если бы я была грязной?
— У меня есть о чем подумать и поважнее. А кроме того, я вспотел и измазался, пытаясь спасти твою задницу.
— И свою тоже, — не замедлила вставить Сник. Она огляделась, пережевывая бекон и жареный хлеб. — Ты проснулся раньше меня. Что ты думаешь обо всем этом?
— КУКОЛКА доставила нас сюда, но я не знаю — как. Скоро все узнаем, когда они будут готовы.
— Они, должно быть, допрашивали нас под туманом.
— Тебя — да. По-видимому, меня пока не беспокоили. Они хотят убедиться, действительно ли я могу лгать под воздействием тумана.
— А может, ты и не хотел врать?
— Возможно. Я сам не знаю, что я говорю под туманом. Мое подсознание на самом-то деле работает за меня. Оно ведет себя так, словно оно и есть сознание.
— В тебе должно быть до черта этих совместных подсознаний.
— Восемь, — ответил Дункан. — Я состою из многих ролей. Но мне пришлось проделать над собой немало, прежде чем я стал Дунканом. Я не могу сознательно созывать всех других.
Закончив завтрак, он отправил в очиститель свою одежду. Настала очередь Сник обозревать его наготу. О чем Сник сейчас думает? Дункан принял душ, оделся и вышел из ванной комнаты. Сник развлекалась игрой с окном, подходя к нему вплотную и следя за его потемнением, отступала — и наслаждалась его прозрачностью.
— Мы, должно быть, на одном из верхних этажей, судя по уровню других башен, — заметил Дункан.
— Да, и вообще в той же самой башне.
Дункан запросил экран о времени и числе. Было девять часов утра Среды. Его предположение, что они оставались стоунированными длительное время, не подтвердилось. И все же их хозяин зачем-то велел дисплею представить неправильное время и дату.
Зачем? Какая-то бессмыслица. Я усек это и теперь не верю ничему и никому.
Возникло гудение, и секция стены вновь повернулась. Сник поднялась и поставила подносы на полку. Секция двинулась на место, унося их. Дункан хотел было возразить — зачем она должна что-то делать вместо того, кто держит их здесь. Но если они захотят и обедать и ужинать, им придется таскаться с использованной посудой. Граждане обязаны быть аккуратными, чистыми и дисциплинированными. Дункан сам чуть не бросился с этими подносами.
Сник отвернулась от стены как раз в тот момент, когда дверь в квартиру открылась. Сник остановилась, Дункан инстинктивно приподнялся, передумал и откинулся на спинку стула. Вошли мужчина и женщина, облаченные в уличную одежду. Они застыли с протонными пистолетами в руках. Крупный, темнокожий мужчина средних лет появился вслед за ними. Он тоже был в гражданской одежде, явно дорогой, но безоружен. Он остановился между двумя охранниками. Затем возник еще один — огромный, с выпирающим брюхом и несколькими подбородками мужчина, одетый в монашескую рясу. За его спиной стояли двое с пистолетами.
Дункан вскочил с криком:
— Падре! Падре Кэбтэб!
Кэбтэб с достоинством поклонился и, открывая объятия, воскликнул:
— Иди к батюшке!
Сник, улыбаясь во весь рот, уставилась на него и Дункана и встала. Охранник резко бросил:
— Оставайтесь на месте!
Сник остановилась. Дункан опустился на стул.
— Все трое! Вон туда, на диван, — он указал пистолетом нужное направление.
Дункан обнял Кэбтэба, и тот сдавил его в объятиях, пока они направлялись к дивану. Падре сочно поцеловал Сник в голову и стиснул ее за плечи.
— Я считала, что вы пропали.
— У меня еще есть такая возможность! — прогудел он. — Посмотрим! Наш хозяин хорошо обходится со мной, но вы помните, что сказал паук мисс Маффет!
[22]
Темнокожий мужчина взглянул на Дункана светло-голубыми глазами, весьма контрастировавшими с его кожей: у него были нависшие черные брови, внушительный ястребиный нос, весьма тонкие губы и массивный подбородок. Дункану казалось, что он где-то встречал его прежде, но память не отзывалась. Но чувствовал себя Дункан скованно — было что-то такое связано с этим человеком, что грозило опасностью, но Дункан не соотносил эту угрозу с нынешним своим положением.
Мужчина опустился на стул, который только что освободил Дункан. Он сплел пальцы в некое подобие церковной колокольни и сказал:
— Итак, мы повстречались вновь.
Нетрудно было понять, кому адресуются слова — мужчина неотрывно смотрел на Дункана.
— Вы в несколько лучшем положении, чем я, — проговорил Дункан.
Мужчина улыбнулся.
— Во многих отношениях. — Он сложил руки на бедрах. — Сейчас вопрос в том, как мне поступить с вами и вашими друзьями?
— Может быть, если вы объясните нам — почему мы здесь, мы облегчим ваш ответ? — сказал Дункан.