«Знай ешь»… Что ж, и то верно.
– Быком буду я, – заявил Арч.
– Я – львом, – сказал Квентин.
– Стало быть, мне обезьяна. – Геррис прислонил маску к лицу. – Как они только в них дышат?
– Надевай. – Квентин был не расположен шутить.
В узле лежал и кнут – старая кожа, кнутовище из кости и меди, с вола шкуру можно спустить.
– А это зачем? – спросил Арч.
– Черного Дейенерис укрощала кнутом. – Квентин заткнул его за пояс. – Возьми и молот, Арч, – вдруг понадобится.
Ночью в Великую Пирамиду войти не просто. Двери от заката до рассвета запираются накрепко, у каждого входа и на нижней террасе поставлены часовые. Раньше это были Безупречные, теперь Бестии – на это Квентин и понадеялся.
Караулы сменялись на рассвете, до которого оставалось еще полчаса. Дорнийцы сошли вниз по черной лестнице. Кирпичи, серые в темноте, вспыхивали сотней оттенков при свете факела, который нес Геррис. Они никого не встретили, только их сапоги шаркали по истертым ступеням.
Мимо парадных ворот они прошли к боковому входу, выходящему в переулок. Им в прежние времена пользовались рабы, выполнявшие хозяйские поручения, теперь слуги и поставщики.
Прочные бронзовые ворота запирались на тяжелый железный засов, и охраняли их двое Бестий. При свете факела сверкали маски лиса и крысы. Квентин с Геррисом, оставив здоровяка в темноте, подошли к ним.
– Рано вы что-то, – сказал лис.
– Можем и уйти – стойте себе дальше, – ответил Квентин. По-гискарски он говорил с сильным акцентом, но половина Бестий – вольноотпущенники, и выговор у них не лучше, чем у него.
– Хрена с два, – возмутилась крыса.
– Пароль, – потребовал лис.
– Собака.
Часовые переглянулись. Неужели Крошке Мерис и Оборванцу назвали не тот пароль?
– Верно, – сказал лис, – собака. Занимайте пост.
Они ушли, и принц перевел дух. Ждать недолго: вскоре он и впрямь вздохнет полной грудью.
– Арч, – позвал он, – отпирай.
Здоровяк без труда снял тяжелый, но хорошо смазанный брус. Квентин открыл ворота, Геррис помахал факелом.
– Проезжайте. Скорее.
В пирамиду въехала запряженная мулом повозка с тушами двух барашков и разделанного на части бычка. За ней шли шестеро пеших: пятеро в плащах и масках Бронзовых Бестий, Крошка Мерис в своем первозданном виде.
– Где твой лорд? – спросил ее Квентин.
– Лорда у меня нет, – огрызнулась она, – но твой дружок принц ждет поблизости с полусотней людей, чтобы вывести вас с драконом из города, как обещано. Здесь внутри командует Кагго.
– Нешто дракон в ней поместится? – усомнился сир Арчибальд, смерив взглядом повозку.
– Должен – два быка помещаются. – Покрытое шрамами лицо Трупоруба скрывалось под маской кобры, но черный аракх на бедре его выдавал. – А эти двое, говорят, меньше черного.
– Потому что в яме сидят. – То же самое, если верить книгам, происходило и в Семи Королевствах. Ни один из взращенных в Драконьем Логове драконов не дорос до Вхагара или Мираксеса, не говоря уж о Черном Ужасе. – Цепи привезли?
– Да, под мясом, – сказала Мерис. – На десяток драконов хватит.
– Хорошо. – Квентин испытывал легкое головокружение. Действительность казалась ему то игрой, то кошмаром: будто открываешь дверь, за которой таятся ужас и смерть, и не можешь остановиться. Он вытер о штаны мокрые от пота ладони. – У ямы тоже стоят часовые.
– Знаем, – сказал Геррис.
– Будьте наготове.
– Мы и так наготове, – сказал здоровяк.
Желудок сводило, но Квентин не смел попроситься отойти по большой нужде.
– Ладно… Нам сюда. – Он редко когда чувствовал себя таким несмышленышем, но они все последовали за ним: Геррис, Арч, Кагго, Мерис и другие наемники. Двое вооружились арбалетами, взятыми из повозки.
Нижний ярус Великой Пирамиды за конюшней был настоящим лабиринтом, но Квентин побывал здесь с королевой и запомнил дорогу. Через три огромные кирпичные арки, по крутому откосу вниз и дальше – мимо темниц, пыточных камер и двух глубоких цистерн. Шаги звучали гулко, повозка с мясом ехала следом. Здоровяк светил снятым со стены факелом.
Вот и ржавые двери, запертые на цепь с висячим замком – каждое ее звено толщиной с человечью руку. При виде них Квентин усомнился в разумности своего замысла. Вон как их вспучило изнутри, железо полопалось, верхний угол левой створки оплавлен.
Здесь часовых было четверо: трое, в одинаковых масках саранчи, с длинными копьями, четвертый, сержант-василиск, с коротким мечом и кинжалом.
– Собака, – сказал Квентин. Сержант насторожился, и принц, мгновенно почуяв неладное, скомандовал: – Взять их!
Сержант в тот же миг схватился за меч, но здоровяк был проворнее. Он кинул факелом в ближнюю саранчу, сорвал со спины молот и обрушил острие на висок василиска, проломив тонкую бронзу и кость. Сержант рухнул на пол, содрогаясь всем телом.
Меч прилипшего к месту Квентина так и остался в ножнах. Он не сводил глаз с умирающего сержанта, а тени от догорающего на полу факела прыгали по стенам в чудовищной насмешке над последними корчами павшего. Копье часового отбил в сторону Геррис – наконечник, целивший в горло принца, лишь оцарапал львиную маску.
Когда саранча облепила Герриса, из мрака выскочили наемники. Геррис, проскочив под чьим-то копьем, вогнал меч под маску и глубже, в горло. Второй стражник упал с арбалетным болтом в груди, третий бросил копье и крикнул:
– Сдаюсь!
– Умереть надежнее, – сказал Кагго. Валирийская сталь аракха, без труда пройдя сквозь плоть и кость, снесла часовому голову. – Многовато шуму, – посетовал Кагго. – Разве глухой не услышал.
– Почему они не пропустили нас? – недоумевал Квентин. – Нам говорили, что пароль…
– Тебе говорили, что ты безумец, – напомнила Мерис. – Делай то, что задумал.
Драконы. Да. Они пришли за драконами. Кажется, его сейчас вырвет. Что он здесь делает? «Зачем все это, отец? Ради чего погибли в мгновение ока четверо человек?»
– Пламя и кровь, – пробормотал Квентин, – кровь и пламя. – Кровь собралась в лужу на кирпичном полу, пламя ожидало за дверью. – Цепь… У нас нет ключа.
– Есть. – Молот Арча грохнул по замку, высекая искры. С пятого удара он сбил замок вместе с цепью – теперь их, должно быть, слышала половина обитателей пирамиды.
– Повозку сюда. – Драконы будут послушнее, если их накормить – пусть полакомятся бараниной.
Арчибальд распахнул железные створки. Петли пронзительно взвизгнули на тот случай, если кто-то проспал сбитую цепь. Изнутри хлынул жар, пахнущий серой, пеплом, горелым мясом.