Энди прошел через это один, он переживал один все события
тех дней. Он пришел к тому выводу, к которому приходит каждый, оказавшийся на
его месте: что есть только два пути общения с сестрами – сдаться им или
продолжать борьбу.
Он решил бороться. Когда Боге и еще парочка ублюдков из его
компании подошли к нему через недельку после прошлого инцидента, Энди, не долго
думая, заехал в нос приятелю по имени Рустер Макбрайд. Этот фермер с массивной
нижней челюстью и низким лбом находился здесь за то, что до смерти избил свою
падчерицу. К счастью для общества, он умер, не выходя из Шоушенка.
Они навалились на него втроем. Рустер и еще один тип,
возможно, это был Пит Вернее, но я не могу быть в точности уверен, повалили
Энди на колени. Боге Даймонд стал перед ним. У Богса была бритва с
перламутровой ручкой и выгравированным на каждой стороне рукоятки его именем.
Он открыл ее и произнес:
– Смотри сюда, мальчик. Сейчас я тебе дам кое-что, что ты
возьмешь в рот. А потом так же поступит мистер Рустер. Я полагаю, ты не
откажешься доставить нам удовольствие. Тем более ты имел неосторожность разбить
ему нос, и должен теперь как-то это компенсировать.
– Все, что окажется в моем рту, будет вами на век утеряно.
Спокойно ответил Энди.
Богс поглядел на него как на придурка, рассказывал потом
Эрни, бывший в тот день в прачечной.
– Нет, – сказал он медленно, словно объясняя простейшие вещи
глупому ребенку, – ты меня не понял. Если ты попробуешь дернуться, то ты
узнаешь вкус этого лезвия. Теперь дошло?
– Я-то вор понял. Боюсь, вы не поняли меня. Я сказал, что
откушу все, что вы попробуете в меня засунуть. А что касается лезвия, следует
учитывать, что резкая боль вызывает у жертвы непроизвольное мочеиспускание,
дефекацию… и сильнейшее сжатие челюстей.
Он глядел на Богса, улыбаясь своей характерной, едва
уловимой, иронической улыбкой. Будто вся компания обсуждала с ним проблемы
человеческих рефлексов вместо того, чтобы собираться его изнасиловать. Будто он
был в своей шикарной шерстяной «тройке» и при галстуке, а не валялся на грязном
полу подсобки, придерживаемый двумя бугаями, с кровью, сочащейся из задницы.
– И кстати, – продолжал он, – я слышал, что этот.рефлекс
проявляется так сильно, что челюсти жертвы можно разжать только с помощью
металлического рычага. Можете проверить, но я бы не рекомендовал.
Богс оставил Энди, и он ничего не засунул в его рот той
февральской ночью сорок восьмого года, не сделал этого и Рустер Макбрайд. И
насколько я знаю, никто никогда такого рода эксперимент поставить не решился.
Хотя они втроем довольно круто избили Энди в тот день, и оказались все вместе в
карцере. Энди и Рустер попали потом в лазарет.
Сколько еще раз эти ребята пытались получить свое от Энди?
Не знаю. Макбрайд потерял вкус довольно быстро: перебитый нос не располагал к
такого рода развлечениям. Летом отстал и Боге Даймонд.
С Богсом вышел довольно странный эпизод. Однажды утром, в
начале июля, его не досчитались на проверке. Он был найден в камере в
полубессознательном состоянии, жутко избитым. Он не сказал, что произошло, кто
это сделал и как к нему в камеру пробрались, но для меня все было совершенно
ясно. Я прекрасно знаю, что за соответствующую сумму офицер охраны окажет вам
любую услугу. Разве что не продаст оружие. Большие деньги никогда не
запрашивались, да и теперь цены не слишком высоки. И в те дни не было никаких электронных
систем, никаких скрытых телекамер, контролирующих каждый уголок тюрьмы. Тогда,
в тысяча девятьсот сорок восьмом году, охранник, имеющий ключ от блока и всех
его камер, мог позволить войти внутрь кому угодно. И даже двум-трем человекам.
Даже в камеру Богса.
Такая работа стоила денег. Конечно, по стандартам мира,
находящегося за пределами и тюремных стен, расценки были не слишком высоки.
Здесь доллар в ваших руках значит столько же, сколько на свободе двадцать
долларов. По моим подсчетам учинить такое над Богсом стоило не мало – пятьдесят
долларов за то, чтобы открыли блок и камеру, по два-три доллара каждому из
охранников в коридоре.
Я не берусь утверждать, что это сделал Энди Дюфренс, но я
знаю, что он пронес сюда пять сотен долларов. И раньше он был банкиром. А это
человек, который понимает лучше остальных, как можно сделать так, чтобы
превратить деньги в реальную власть. Боге после того, как его избили – три
сломанных ребра, подбитый глаз, смещенная бедренная кость и, кажется, чуть
растянутая задница, – оставил Энди в покое. Надо сказать, он всех оставил в
покое. Он стал похож на тех облезлых шавок, которые много лают, но совершенно
не кусаются. И перешел в разряд «слабых сестер».
Так закончились домогательства Богса Даймонда, человека,
который мог бы, что вполне вероятно, убить Энди, если бы тот не принял
предупредительных мер. Я все же думаю, это был именно Энди, кто устроил тот
эпизод с Даймондом. Эпопея с сестрами на этом не закончилась, хотя поутихла.
Шакалы ищут легкой добычи, а Энди Дюфресн зарекомендовал себя человеком, слабо
подходящим на эту роль. Вокруг было множество других жертв, и сестры ослабили
свое внимание к Энди, хотя долгое время не оставляли его окончательно.
Он всегда боролся с ними, насколько я помню. Стоит только
один раз отдаться им без боя, и в следующий они будут чувствовать себя
уверенней. Не стоит сдавать своих позиций. Энди продолжал появляться иногда с
отметинами на лице, и неприятности с сестрами были причиной двух сломанных
пальцев спустя полгода после случая с Даймондом. А в 1949 году парень отдыхал в
лазарете после того, как его угостили куском металлической трубы из подсобки
прачечной, обернутой фланелью. Он всегда сражался, и в результате проводил
немало времени в одиночном карцере. Но я не думаю, что одиночка представляла
собой серьезную неприятность для Энди – человека, привыкшего всегда быть
наедине с собой, даже когда он находился в обществе.
Война с сестрами продолжалась, то затихая, то вспыхивая
вновь, до 1950 года. Тогда все прекратилось окончательно. Но об этом речь
впереди.
Осенью 1948 Энди встретил меня утром на прогулочном дворе и
спросил, могу ли я достать ему дюжину полировальных подушечек.
– Это еще что за хреновина? – Поинтересовался я. Он объяснил
мне, что это необходимо для обработки камней. Полировальные подушечки туго
набиты, имеют размер примерно с салфетку и две стороны, тонкую и грубую. Тонкая
– как мелкозернистая полировальная бумага. Грубая – как промышленный наждак.
Я ответил, что все будет сделано, и действительно, в конце
недели мне купили заказанные штуковины в том же магазине, в котором когда-то
был куплен молоток. В этот раз я взял с Энди свои десять процентов и ни пенни
сверх того. Я не видел ничего летального или даже просто опасного в этих
небольших набитых жестких кусочках ткани. Действительно, полировальные
подушечки.
Пять месяцев спустя Энди попросил меня Риту Хейворт. Мы
разговаривали об этом в кинозале. Теперь сеансы для заключенных устраивают раз
или два в неделю, а в те далекие дни это было гораздо реже, раз в месяц или
около того. Фильмы подбирались не какие-нибудь, а высокоморальные. С каждого
сеанса мы должны были уходить более благонравными чем вошли в зал. Этот раз был
не исключением. Мы смотрели фильм, повествующий от том, как вредно напиваться.
Хорошо хоть то, что эту мораль мы получали с неким комфортом.