Сестры - читать онлайн книгу. Автор: Георг Эберс cтр.№ 29

— Это мне не очень нравится, — нерешительно возразил Лисий. — Гранатовые цветы я мог бы тебе уступить для Ирены, но ее саму…

— Мне от нее ничего не надо! — с досадой вскричал римлянин. — Но ты, я думаю, должен мне помогать, потому что я могу ее спасти от беды, которую ты же сам навлек на нее.

— Сюда мы, конечно, не можем ее привести, но я рассчитываю найти ей надежное убежище.

— Помнишь ваятеля Аполлодора, которого рекомендовал нам мой отец, и его приветливую жену, угостившую нас превосходным хиосским вином? Этот человек нам обязан; отец мой поручил ему выложить мозаичный пол в новом портике на Капитолии и потом спас ему жизнь, когда завистливые собратья по искусству угрожали ему смертью. Ты ведь сам слышал, как он все отдавал в мое распоряжение?

— Конечно, конечно, — согласился Лисий. — Но неужели тебя не поражает, что художники, посвящающие свою жизнь высшим стремлениям, поддаются, так же как другие люди, низким побуждениям: зависти, недоброжелательству…

— Вот человек! — нетерпеливо перебил его Публий. — Ты ничего не мог лучшего придумать, как терять время на подобные разговоры? У нас, кажется, есть более важные дела, чем обсуждение зависти художников, а по-моему, и ученых, вечно преследующих друг друга. Скульптор Аполлодор вместе с женой и дочерьми живет здесь уже шесть месяцев; он исполнял для Филометра бюсты философов и изображения животных для украшения площади перед могилами Аписа. Его сыновья заведуют большой мастерской в Александрии, и когда он туда поедет на собственной лодке, что он часто делает, он возьмет Ирену и посадит ее на корабль. А куда потом мы ее доставим, чтобы спасти от Эвергета, об этом потолкуем с Аполлодором.

— Хорошо, очень хорошо, — одобрительно промолвил коринфянин. — Клянусь Гераклом, я не подозрителен, но что ты сам хочешь вести Ирену к Аполлодору, мне это совсем не нравится. Если тебя увидят с ней, все наше предприятие может рухнуть. Ты пошли к храму Изиды жену Аполлодора, ее мало знают в Мемфисе, и пусть она захватит плащ и покрывало, чтобы закутать девушку. Кланяйся веселой милетианке и скажи ей от меня… нет, ничего не говори, — я сам ведь ее увижу у храма Изиды.

Последними словами юноши уже обменивались, когда рабы накидывали на них плащи.

Вместе вышли они из шатра, пожелали друг другу счастья и быстро пошли каждый в свою сторону, — римлянин к собственным коням, а Лисий отыскивать начальника диадохов.

Колесница за колесницей выезжали из высоких ворот дворца в город, еще объятый дремотою ночи.

В большом пиршественном зале все стихло, только темнокожие рабы при скудном свете нескольких ламп выметали завядшие листья роз и черного тополя и губками вытирали пролитое вино на мозаичном полу.

В одном углу крепко спал молодой флейтист, побежденный усталостью и вином.

Тополевый венок сполз с его головы и закрыл красивое лицо юноши, но флейту он и во сне продолжал крепко сжимать пальцами.

Слуги оставили его в покое и равнодушно сновали мимо него, только надзиратель засмеялся, показывая на него пальцем:

— Его товарищи пошли домой тоже не трезвее его. Хорошенький мальчик и счастливый возлюбленный Хлои, но сегодня она напрасно будет ждать его.

— Может быть, и завтра тоже, — прибавил другой. — Потому что если ее увидит Фискон [71] , то ей надолго придется проститься с бедным Дамоном.

Фискон же, как называли александрийцы, а за ними и другие египтяне царя Эвергета, в это время совсем не думал о Хлое и ни о чем подобном.

В настоящую минуту он блаженствовал в своей роскошной купальне.

Совершенно раздетый, он стоял в тепловатой воде, наполнявшей большой бассейн белого мрамора. На поверхности благоухающей воды отражались статуи юных нимф, убегавших от влюбленных сатиров.

На одном из бортов бассейна лежала фигура бородатого нильского божества, на которого взбиралось шестнадцать детских фигур — эмблема шестнадцати локтей, на которые поднималась вода реки в половодье.

Из вазы, на которую опирался рукой величественный старец, вытекала широкая струя холодной воды, которую собирали в изящные алебастровые чаши пять красивых юношей и обливали голову и все тело молодого царя, поражавшее своими чудовищными мускулами.

— Больше, больше, еще больше, — кричал Эвергет, отдуваясь и фыркая от удовольствия.

Наконец с криком «довольно!» он плюхнулся всей своей тяжестью в бассейн, отчего вода брызнула фонтаном так высоко, точно в нее бросили обломок скалы. Пробыв довольно долго под водой, царь поднялся на мраморные ступеньки купальни, шаловливо потряс головой, так что забрызгал всех присутствовавших, друзей и слуг. Его обернули тончайшими льняными полотнами, спрыснули драгоценной эссенцией нежного аромата, и он вошел в маленький, убранный пестрыми коврами покой.

Бросившись на гору мягких подушек, Эвергет, глубоко дыша, проговорил:

— Теперь хорошо! Я опять так же трезв, как ребенок, еще ничего не вкушавший, кроме молока матери. Пиндар [72] прав! Ничего нет лучше воды! Она тушит жаркий пламень, что зажигает вино в голове и теле. Гиеракс, много я там наговорил глупостей?

Гиеракс был начальник войск Эвергета и любимый его друг. Он взглядом указал ему на присутствующих, но царь повторил свой вопрос, и Гиеракс сказал:

— Такой сильный ум, как твой, вино никогда не может обессилить совсем, но ты был неосторожен. Это было бы чудо, если Филометр ничего не заметил…

— Превосходно! — воскликнул царь, выпрямляясь на подушках. — Ты, Гиеракс, и ты, Коман, останьтесь здесь; остальные можете идти! Но не отходите далеко, мне надо иметь вас под рукой в нужный момент. Теперь в несколько дней должно произойти столько событий, сколько в другое время не происходит и за целый год.

Все отпущенные удалились, только один важный македонянин, всегда одевавший царя, медлил с уходом, но Эвергет сделал знак и ему удалиться, сказав вслед:

— Я чувствую себя бодрым и в постель не лягу. Через три часа после восхода солнца я жду Аристарха, и мы примемся работать. Разложи рукописи, которые я взял с собой! Дожидается ли евнух Эвлеус в передней? Да! Тем лучше! Теперь мы одни, мои мудрые друзья, и я вам должен сказать, что в этот раз вы не были на высоте своего ума.

Быть умным — значит обладать неограниченным обширным кругозором, так что и близкое, и далекое одинаково доступны нашему взору; быть неумным — значит видеть только одно, не замечая другого. Ограниченные люди видят только то, что у них под носом, дураки и фантазеры — только то, что вдали. Я вас не хочу бранить, на всякого находит затмение, и сегодня, смотря вдаль, вы просмотрели то, что было перед вами, потому вы так и удивились, услышав, что я сказал: «Превосходно!»