– Я? Ваньке? Врет, прохвост! Откуда у меня такая
карточка?
– И пистолетом ему не угрожали, если не забудет про
Ольгу Серебрякову?
– Кого? Да вы подумайте, где Серебрякова и где мы с
Ванькой! Я ее и видел-то исключительно издали…
– А Польщиков, начальник жандармского пункта на
приисках, тоже врет? – спросил Бестужев. – Вы к нему приезжали с
должными полномочиями от охранного отделения, работу вели… Ну!
Даник переменился в лице. Выпрямился на стуле, придав себе
всю возможную степенность. Церемонно сказал:
– Господин ротмистр, вы человек, так сказать,
облеченный… Вам можно. Но при Скуловороте, а особенно при этом вот
горилле… – он дернул затылком в сторону Зыгало. – Позвольте уж
наедине. Дело государственное…
Бестужев ухмыльнулся:
– А вы уверены, Даник, что эти господа не служат под
моим началом? Что все мы в данный момент – не одна розыскная бригада? Если вы
их знаете давненько, это еще не означает, что вы всё о них знаете… Что вы
погрустнели? Значит, врет Ванька Тутушкин? А Олечку Серебрякову вы не знаете
вовсе? (Даник истово кивал вслед за каждым вопросом.) Ну, а Польщиков?
– Свяжитесь, будьте так добры, с господином
Рокицким, – сказал Даник уверенно. – Он вам все и разъяснит…
– Ага, – сказал Бестужев. – Значит, у вас еще
какой-то финт за душой припасен? Василий, друг мой, прогуляйтесь за дверь, и не
бойтесь, мы с господином приставом сами справимся… – и, когда за верзилой
закрылась дверь, встал, наклонился к Данику, сказал доверительно: – Знаете, в
чем ваша беда, дражайший Ефим Григорьевич? Да в том, что вы оказались меж
жерновов. А это – иногда самое паршивое, что может с человеком случиться…
Признаюсь вам откровенно: я не буду вас допрашивать вовсе. Да-да, представьте
себе. И пристав не будет. Не хочу я терять с вами драгоценное время. Для меня
совершенно ясно, что вы каким-то боком причастны и к смерти Струмилина, и к
исчезновению коноваловского подмастерья Штычкова, который был и не ювелирным
подмастерьем вовсе, а работал в Петербургской охранке… Не говоря уж о вашем
приказчике, которому вы поручили с компанией таких же ухарей напасть на меня
вчера в парке… Ну да бог с вами. Я вас не буду допрашивать. Я вас попросту
посажу в арестантский вагон и отправлю в Петербург. Вот там вас допросят…
Впрочем, я неточно выразился. На вас там навесят… – Он продолжал мягко,
задушевно: – Знаете, почему меня сюда послали, Ефим Григорьевич? Да оттого, что
в соседней губернии – кабинетские золотые прииски, при дворе испугались, что
эта зараза – я о грабежах – может перекинуться и к соседям. Там, в столице,
прямо-таки жаждут, чтобы им представили виновного. Лично я глубоко уверен, что
вы, хотя и причастны ко многому, но играли сугубо подчиненную роль, а заправляли
другие. Но кто будет слушать какого-то ротмистра? Главное, у юстиции появится
кандидат в подозреваемые. Вас быстренько размотают по полной. И виной тому
будет ваше невезение. Ведь это вы, а не кто иной, засветились перед Тутушкиным,
вы, а не кто-то иной, заплатили за номер Штычкова и вкручивали хозяйке, будто
он уехал жениться. Вы маячили на приисках в роли сотрудника охраны. Другие в
тени, а вы – вот он, под ярким светом. Даже Мельников в тени… Ефим
Григорьевич, я совершаю служебный проступок, но почитайте уж, что мне насчет
него прислали из Петербурга… – он перевернул лежащий на столе лист. –
Ну, ознакомьтесь, вы, как-никак, словно бы в рядах состоите, в охране…
Закурил папиросу и с удовольствием смотрел, как отваливается
у Даника челюсть. На побледневшем лице черная бородка выделялась особенно
контрастно, казалась сейчас театральной, приклеенной.
– Господи боже мой… – прошептал Даник. – К
политике ни сном ни духом сроду не прикасался…
– Охотно верю, – сказал Бестужев. – Но кого
это будет волновать в Петербурге? Они в вас вцепятся, как лайки в медведя.
Грохнет по столу кулаком какой-нибудь чин в звездах – и налетит сюда целая
орава агентов, каждый ваш шаг будет восстановлен и выявлен. Ваш, а не
чей-нибудь иной – ведь никто другой нам не попался, а вы вот попались. Знаете,
что порой такие дела решаются не по суду, а по высочайшему повелению? Росчерк
пера государя императора – и отправитесь вы навечно куда-нибудь в Вилюй или
Нарым… Вы и в самом деле предпочитаете остаться единственным козлом отпущения, Ефим
Григорьевич? Ну, если вы такой идиот… – Бестужев присел на край стола,
нависая над Даником. – Некогда мне с вами рассусоливать. Да и охоты нет
совершенно. Я свою задачу, собственно, выполнил – могу со спокойной
совестью предоставить в Петербург виновника. Разве вы в этом деле человек
случайный? Нет-с, вы виновник. А то, что виновник вы не главный, мне уже
наплевать. Мой отчет и без того выйдет достаточно убедительным. Надоело мне у
вас, наскучило, хочу обратно в Петербург… И вы со мной за компанию, Ефим
Григорьевич… – наклонился еще ниже. – А ведь вместо вас может поехать
в арестантском вагоне кто-нибудь другой, но это зависит исключительно от вас…
Что, едем на вокзал?
– Не надо, – просипел Даник.
– Значит, предпочитаете уступить столь почетное место
кому-то другому? Не вилять и не раздумывать! – рявкнул Бестужев так, что
Даник отшатнулся. – Кто заправляет всем делом?
– Не знаю, как бог свят! Ваше благородие, мое дело –
десятое, я на подхвате, вроде официанта, подай-принеси… Вот и пихали меня
вперед, до чего ни коснись…
– Кто всем заправляет?
– Видит бог, не знаю и знать не хочу! Не зная таких
вещей, проживешь дольше… Вы Мельникова спросите! Я все приказания и инструкции
получаю сугубо от него, оне ж барин, «ваша милость»… ну, а он, я так
подозреваю, как раз от главного…
– Где Штычков?
– Не убивал! – истерически всхлипнул Даник. –
Крови на мне нет! Что поручили мне Георгий Владиславович – сходить, заплатить,
Хлынихе наплести с три короба, – я и выполнил…
– А Тутушкина зачем пугали?
– Было велено… Оттереть Ваньку от Олечки и возить ее к
господину Струмилину – в видах охраны и бережения, чтобы сплетен меньше было…
– А что делали на приисках?
– Бакалейные товары поставлял…
– Даник!!!
– Если возникнет такая необходимость, передавал
Мельникову эстафеты из Шантарска. Что там, неизвестно. Я заглядывал пару раз,
да там тарабарской грамотой писано было, не зная секрета, не прочтешь. Ну, а
для видимости изображал, будто агентов для охраны подыскиваю…
– От кого получали шифровки? Ну, эту самую тарабарскую
грамоту?
– От Витьки, вроде лакея у Мельникова… Он же барином
живет, ему лакей положен…
– Кто вам выписал билет охранного отделения?
– Мельников велел идти в жандармское управление, к
господину штабс-капитану Рокицкому, они и вручили, собственноручно…
– И что при этом сказал Рокицкий?
– Да ничего особенного, встретил, ничуть не удивившись,
отдал билет в конверте, сказал что-то вроде: «Смотри, мол, блюди
государственные интересы» – и до двери довел…