Ксеноцид - читать онлайн книгу. Автор: Орсон Скотт Кард cтр.№ 90

Но он не сбежал. Вместе с остальными Грего работал на самой границе пожара, чтобы извлечь раненых из под ветвей. Он был весь в ожогах, один раз на нем занялась одежда, но резкая боль не имела ни малейшего значения, она была чуть ли не милостью, поскольку являлась тем наказанием, которого он заслужил. Он обязан погибнуть здесь. Грего, возможно, и поступил бы так, бросился бы в огонь, чтобы уже не выйти из него, пока не очистится от своего злодеяния, пока от него не останутся только кости и зола… Но раненые люди до сих пор ожидали, чтобы их вырвали из пожара, все еще оставались те, которых он должен был спасать. А кроме того, кто-то потушил огонь у него на плече, кто-то помог поднять дерево, чтобы лежащий под ним парень выполз на свободу, и как же мог он умереть, ибо был частью всего этого, когда спасал ребенка?

— За Квимо и Христа! — дрожащим голоском прокричал парнишка, отодвигаясь от пламени как можно подальше.

Это он, тот самый малец, слова которого заполнили тишину и направили толпу сюда. Это ты натворил, подумал Грего. Это ты оторвал их от меня.

Мальчишка поднял голову и узнал спасителя.

— Грего! — воскликнул он и бросился к взрослому, обнимая ручонками за ноги, прижимая голову к бедру. — Дядя Грего!

Старший сын Ольгадо, Нимбо.

— Как мы им показали! — заявил он. — За дядю Квимо!

Повсюду трещал огонь. Грего поднял мальчишку и, пошатываясь, вынес его за линию пожара, подальше в темноту, где было холодно. Все люди направлялись в эту сторону, куда их спихивал огонь, ветер, подгонявший пламя. Большинство было как и Грего: обессиленные, перепуганные, обожженные на пожаре или же при спасении других людей.

Но некоторых, может даже и многих, внешний огонь не коснулся; зато они были обожжены огнем внутренним, тем самым, который развели на площади Грего и Нимбо.

— Спалить их всех! — Голоса то тут, то там; небольшие группки, словно маленькие водоворотики в широком потоке… только сейчас он уже несет ветви, факелы из горящего сердца леса. — За Квимо и Христа! За Либо и Пипо! Никаких деревьев! Долой деревья!

Шатаясь, Грего выступил вперед.

— Оставь меня, — попросил Нимбо.

Вперед.

— Я сам могу ходить.

Только дело было слишком срочным. Грего не мог останавливаться ради Нимбо, не мог позволить, чтобы мальчишка шел сам, не мог ожидать его, но не мог и оствить здесь. Нельзя же оставить в горящем лесу сына собственного брата. Потому-то он нес мальчика, а уже через мгновение, с ногами и руками, сведенными от боли усилий, с плечом, словно белое солнце страдания на месте ожога, вышел из леса на покрытое травой пространство перед старыми воротами, где тропинка выбегала из чащи на встречу с дорожкой из лаборатории ксенобиологов.

Толпа собралась в этом месте. У многих в руках были факелы, но по какой-то причине они не приближались к двум отдельным деревьям, стоящим на страже: к Человеку и Корнерою. Грего протиснулся меж людьми. Он все еще нес Нимбо на руках. Сердце билось как сумасшедшее, оно было переполнено страхом и гневом, но в нем теплилась и искорка надежды. Грего уже понимал, почему люди с факелами остановились, а когда пробрался вперед, то понял, что был прав.

Около двух сотен жен и братьев pequenino собралось возле двух последних отцовских деревьев. Они были маленькие, и у них не было ни малейшего шанса, тем не менее, поглядывали они вызывающе. Они будут сражаться до тех пор, пока не погибнут, но не допустят, чтобы эти два дерева сгорели… Но они сгорят, если чернь того пожелает, ведь свинксы не смогут помешать толпе, переполненной жаждой убийства.

Но между поросятами и людьми стоял Миро, настоящий великан по сравнению с pequeninos. Он был безоружен, но разложил руки, как будто желая всех их защитить, а может быть — удержать. И хриплым, невразумительным голосом он бросал вызов толпе.

— Сначала убейте меня! — заявил он. — Вам нравится убивать? Так убейте меня! Точно так же, как они убили Квимо! Убейте!

— Не тебя, — ответил ему кто-то с факелом в руке. — Но эти деревья должны исчезнуть с лица земли. И все эти свинтусы, если у них нет достаточно ума, чтобы убежать.

— Я первый, — еще раз заявил Миро. — Это мои братья. Сначала меня.

Он говорил громко и медленно, чтобы его поняли. Толпа до сих пор еще пылала злостью, по крайней мере — некоторые. Но многим уже было достаточно, многим же вообще было стыдно, в глубинах собственных сердец они открывали чудовищные деяния, которые совершили нынешней ночью, когда собственные души они отдали во владение толпы. Грего до сих пор чувствовал это, он до сих пор был объединен с ними. Он знал, что сейчас они могут склониться в ту или иную сторону: распаленные яростью еще способны раздуть последний пожар… но может перевесят и другие, остывшие, или же другие, которых разогревал только лишь румянец стыда.

У него был последний шанс хотя бы частичного искупления собственной вины. Поэтому-то он и вышел, с Нимбо на руках.

— Меня тоже, — воскликнул он. — Меня тоже убейте, прежде чем подымете руку апротив этих братьев и этих деревьев.

— С дороги, Грего, убирайся с этим калекой!

— Если вы их убьете, то чем будете отличаться от Поджигателя?

Грего встал рядом с Миро.

— С дороги! Спалим последних и покончим со всеми!

Только в голосе этом уже не было уверенности.

— За вашими спинами пылает пожар, — сказал им Грего. — Слишком много уже погибло людей и pequeninos. — Он выговаривал слова хрипло, дыхание было прерывистым от ядовитого дыма в легких. Но его слышали. — Лес, который убил Квимо, растет далеко отсюда, и Поджигатель все так же стоит целехонький. Сегодня ночью справедливость не восторжествовала. Были только убийства с резней.

— Свинксы это свинксы!

— Так? А вам понравилось бы, если бы было наоборот? — Грего приблизился к одному из мужчин; тот выглядел усталым, похоже, что он уже не хотел больше убивать. И Грего обратился именно к нему, указывая на говорящего от имени толпы. — Вот ты! Хотел бы ты понести наказание за то, что сделал он?

— Нет, — буркнул спрашиваемый.

— Если бы он кого-нибудь убил, то ты сам посчитал бы справедливым, чтобы кто-то другой пришел к тебе ночью в дом и убил твою жену и детей?

— Нет. — Уже несколько голосов разом.

— А почему нет? Люди это люди, так?

— Никаких детей я не убивал, — заявил выступавший от имени большинства. Теперь он пытался защищаться. «Мы» куда-то исчезло. Теперь он был всего лишь человеком, человеком-одиночкой. Толпа таяла, распадалась.

— Мы сожгли материнское дерево, — объяснил Грего.

За его спиной прозвучал пискливый звук, несколько тихих, высоких стонов. Для братьев и спасшихся жен его слова стали подтверждением наихудших опасений. Материнское дерево сгорело.