Волчья сотня - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Александрова cтр.№ 30

– Ох, да что же это делается, да за что же мне такое лихо, ведь полголовы разбили, да глаз не видит…

Зеленые повели их обратно на пасеку. Борис спотыкался, бредя по кочкам со связанными руками. Шедший сзади Федор покрикивал на него сердито: он связал Бориса веревкой, что заменяла ему пояс, так что теперь полы какой-то хламиды, коей невозможно было придумать название, распахивались беспрестанно, и виднелось внутри голое тело, посиневшее от холода.

Пасечник встретил их у забора.

– Управились, ребятушки? – суетливо спросил он. – Вот и ладно, вот и дело. Узнаю, ваше благородие, – обратился он к Борису, – давно не виделись. Кто такие, что тут искали? – обратился он к Саенко.

– Батюшка, отец родной! – слезливо заныл Саенко. – Да не знаю я ничего и не ведаю, куда шли, зачем пришли. Наше дело маленькое, солдатское, одно слово – нижний чин.

– Ну, ваше благородие, – с угрозой заговорил пасечник, и Борис с удивлением отметил, что он совсем не стар, во всяком случае, не так, как хочет казаться, – ну, ваше благородие, поговорим с тобой по-серьезному. Все расскажешь как на духу, как пятки тебе прижжем! А ну, ребята, разувайте их да привязывайте вот тут во дворе! – остервенело орал он.

Давешний знакомец Федор толкнул Бориса на землю и мигом стянул сапоги. После этого он уселся рядом и скинул свои опорки.

– Эх, и хороша же кожа на сапогах офицерских! – по-детски восхитился он. – Ну, чистый хром.

Он стал натягивать сапоги, и тут экономная хохлацкая душа Саенко не выдержала.

– Да куда ж ты чурки-то свои пихаешь? – заорал он ненормальным голосом и взмахнул руками.

Борис успел заметить, что лицо у него совсем не разбито, а просто в суматохе кто-то засветил ему здоровенный синяк под левым глазом.

– Куда ж ты пихаешь? – надрывался Саенко. – Ить сапоги эти тебе размера на три меньше будут!

Хрясь! – лопнула тонкая кожа. Федор удивленно посмотрел на ноги, потом успокоился.

– Все одно, в сапогах похожу богатых, хоть день да мой. Я страсть сапоги хорошие люблю, прямо слезой меня прошибает, как хорошие сапоги вижу.

– Сапоги – вещь хорошая, – поддакнул его товарищ. – Я в восемнадцатом в поезде ехал, потом сошли мы на станции одной. Народу много, а бабуля одна узел свой еле тащит. Я подошел. «Давайте узел, – говорю, – помогу». Она мне узел еще и через плечо подала. Встряхнул я узел спиною, оттянуло аж до пояса. И твердо так давит. Думаю: «Никак, сапоги», – а спиною-то разве прощупаешь? Ну, долго ли, коротко ли, сшиб я старушечку в неглубокую канавку. Сам сел на обочине, босые мои ножки ажно ноют по сапогам. Раскинул я узел – тряпки да шляпки. И одна твердыня в мякоти – труба самоварная! Ну что ты с такой старушкой сделать должен?

– Пропали сапоги! – грустно констатировал Саенко, глядя на лопнувшие швы и корявые пальцы, вылезающие наружу.

– Вяжи их к дереву! – гнул свое пасечник.

– Э нет, хозяин, – твердо ответил тот самый обладатель густого баса, что показался Борису главным.

– Тебе спасибо за угощение, отслужили мы тебе, этих поймали, а душегубством заниматься не станем. Сам уж ты с ними управляйся, а мы пойдем. Не для того мы от войны скрываемся, чтобы людей мучить, чужую кровь проливать.

– Ребятушки, да куда ж вы? – запричитал Саенко. – Да меня-то за что отдаете извергу этому? Я сам человек простой, дома у меня хата да жена, белые забрали к себе силой, так теперь и смерть приму не за дело? Развяжите вы меня, я с вами пойду. А этот пускай здесь подыхает. – И Саенко пнул Бориса ногой.

– Сволочь! – прошипел Борис сквозь стиснутые зубы больше для фасона, чем от злобы.

На прощание дезертиры связали Борису еще и ноги и по просьбе пасечника оттащили в сарай, наполовину заполненный соломой. Саенко они после недолгих размышлений взяли с собой, им показалась вполне правдоподобной его история. Пасечник напоследок пнул Бориса в бок и вышел, навесив снаружи на дверь сарая замок. Как видно, его планы относительно допроса с применением такого действенного средства, как прижигание пяток, несколько изменились, то есть скорее всего он отложил их пока на время.

Борис со стоном подполз к стене и попытался сесть; несмотря на связанные руки и ноги, это ему удалось. Он огляделся. Сарай был небольшой, пол – твердый, земляной. Борис пошарил связанными руками под соломой, ничего не нашел. Доски на стенках пригнаны были плотно, и никаких гвоздей не торчало внутрь. Он подергал веревки, связано было на совесть. Веревка у пасечника крепкая – не растянешь, не развяжешь. Борис посидел немного спокойно, соображая. Зеленые отняли у него револьвер и нож, но почему-то оставили ремень. А на ремне была пряжка с острым краем, Борис не раз уже, неосторожно коснувшись, ранил себе палец. Если попробовать перекинуть связанные за спиной руки вперед, как акробат в цирке… Сказалась походная жизнь – Борис в последнее время похудел, стал подтянутым и подвижным. Он сам удивился, когда сложный акробатический маневр удался.

«Экий я стал гуттаперчевый мальчик», – усмехнулся про себя.

Острый край пряжки очутился рядом с веревкой. Морщась от боли, Борис стал перетирать веревку, стараясь не думать о том, что будет, когда пасечник явится его допрашивать. В таком тонком деле, как освобождение от пут, нельзя было спешить, действовать нужно было неторопливо, но упорно. Страшно хотелось есть и пить, ныл ударенный пасечником бок, в голове от голода шумело, но Борис тер и тер веревку, моля небо, чтобы пряжка не сломалась.

Наконец веревка поддалась, Борис растер онемевшие руки и с трудом распутал узлы на ногах. После этого он обошел сарай по периметру, стараясь найти хоть какую-нибудь лазейку. В одном месте солома оказалась прелой, и земля под ней отсырела и стала мягкой на ощупь. Борис снял ремень и стал царапать землю все той же широкой пряжкой, радуясь, что нет у пасечника собаки, – мигом бы учуяла и принялась лаять. Все-таки кто такой этот старый черт пасечник? Если предположить, что шли к нему махновцы для связи, то есть для того, чтобы узнать о планах отряда генерала Говоркова, то либо был уже у него предатель, либо должен быть вскорости. Но там, в отряде, Борис внимательно следил за всеми четырьмя подозреваемыми, старался держать их в поле зрения. Путь до пасеки не близкий, и на такое долгое время никто из четверых из отряда не отлучался, исключая полковника Азарова. Но Борис не напрасно напросился с ним в разъезд, он все время держал полковника под наблюдением. И вся история с убитым сыном говорила в общем-то о том, что полковник ни при чем, что предатель не он.

Думая так, Борис копал и копал землю. Вот показался край последней доски, земля стала мягче, и Борис, отбросив пряжку, стал копать просто руками. Прошло много времени. На дворе было тихо, как вдруг раздался тихий конский шаг. Скрипнула дверь, затем калитка, пасечник проговорил суетливо: «Что-то вы поздненько, ваше благородие, пожаловать изволили», – и голос, чем-то знакомый Борису, отрывисто ответил: