Год Алены - читать онлайн книгу. Автор: Галина Щербакова cтр.№ 8

– Кисло же, – говорила она ему, – хочешь, принесу малины?

Дед смеялся и плел несусветное:

– Чем кислее, тем слаще. На сладкое дурак падок. А кружовник… он со смыслом…

Лаял Джек, и дед вскидывал свой седенький хохолок.

– Чи не Куня?

… Нина размазывала по лицу слезы, положив на лавочку муфту. Так и забыла ее там. И больше никогда у нее муфты не было. Возвращалась домой и боялась: только бы Куня не узнала, только бы не узнала, куда она ходила.

Дома было холодно, дуло из незаклеенного окна.

«А, это вы», – сказал «жених» через много, много лет.

Про Куню – ни слова. А Нина приготовилась наврать про нее что-нибудь красивое. Нельзя же, чтоб он знал, что с тех самых пор она по-прежнему в метро, что так и осталась одна-одинешенька в той же самой комнатке с двенадцатью слонами.

Он ни о чем не спросил, а сам начал рассказывать. Что жена у него профессор медицины. «Видели на обложке „Огонька“?» У них сын. Кончил МГИМО. Работает в Таиланде. Очень жарко. Но обещают Австрию. Негнущимися пальцами достал из бумажника цветные фотографии, на которых были молодые люди с вполне человеческими лицами. А внучка – вообще прелесть.

Какую такую красивую жизнь можно набрехать супротив этого?

А потом выяснилось: жена его – профессор-гинеколог. Все их бабы визжали от такой удачи, которую теперь называют везухой. И пошли одна за другой на консультацию. И Нина ходила тоже…

Только Куне – никогда, ничего. Хотела сегодня рассказать, но начали про такое больное… Про детей… В которых мы так дурно, так бездарно осуществляемся.

Алена приехала, не дождавшись ответа. Впрочем, может, она так и хотела – предупредить и сразу явиться, чтобы у них не осталось времени на размышления. Может, тебе и не рады, да куда денешься, если ты уж тут?…

Чемоданы, большие, немецкие, рассчитанные на сильных провожающих и встречающих, дотащила сама. Вспотевшая, тяжело дышащая, была похожа на большого зверя, отмахавшего изрядные километры.

Залезла в ванную, а Нина и свекровь в четыре руки перетащили чемоданы в Нинину комнату.

– Спрячь деньги и ценности, – тихо сказала свекровь.

– Какие ценности? – засмеялась Нина.

– Цепочку, кольцо, – сердито сказала свекровь. – И медальон прежде всего. Старинная вещь, ей сейчас цены нет. Что мы о ней знаем, об этой Алене?

Старинный медальон достался Нине от бабушки по отцу, тошнотворно набожной старухи. Она в конце жизни совсем опростилась, опустилась, ходила босиком, кланялась, повторяя всем: «Благослови вас, Господи!» Ее гнали, принимая за побирушку, а она тогда всем все раздавала. Вот и Нине отдала крохотный медальончик с испорченным замком. Никто не отнесся к подарку всерьез. «Золото» валялось в коробке с булавками, им в детстве играла Дашка, много раз Нина хотела выкинуть побрякушку, но почему-то не сделала этого. Сейчас выяснилось – вещь на самом деле дорогая. И теперь время от времени свекровь спрашивает, на месте ли медальон, запрятанный в глубину ящика с документами. И Нина лезет проверять и даже волнуется, если сразу не находит. Зачем он ей сейчас, испорченный, спрятанный, сорок лет никому не понадобившийся? А вот прячет… Когда ей, девчонке, бабушка отдавала этот медальон, в нем была маленькая фотография. Твердым, похожим на коготь птицы ногтем бабушка зацепила крохотную ветхую карточку и растерла ее в порошок.

Кто на ней был? Какой родственник? Или не родственник вовсе? Можно было бы отдать медальон за эту информацию. Кого истерла бабка в порошок? Кого ей надо было истереть, если она всем подряд говорила «благослови»?

– Носи на здоровье, – сказала она Нине, – и бабушку вспоминай.

То, что он сохранился, – чудо.

Пока Алена фыркала в ванной, Нина пошла за тортом. Возле винного отдела замерла в раздумье: покупать вино или не покупать? Торт, вино – атрибуты радости, праздника, а какая, собственно, случилась радость? С другой стороны – приехала дочь подруги, у девочки все, как это говорится в классике, перевернулось и только образовывается. Вот и пусть знает, что в доме, где она сейчас плещется, ей всегда рады. То, что она приехала без спросу, просто плохое воспитание. Кира всю жизнь занималась теоретическими вопросами педагогики, ее краеугольными основами, до частностей, даже если это родная дочь, она не опускалась.

Ах, Кира, Кира…

Кире нравилось приезжать в Москву с Аленой. Она делала это каждый год с тех пор, как Алена стала говорить. Они покупали ей сначала крохотные платьица, потом искали модные брючки, шубку из меха двух цветов, мягкие рейтузики. Наверное, потому, что Нина все время возилась с чужой девочкой, ей так хотелось дочку. О сыне никогда не мечтала.

… У Киры был неоперабельный рак.

– Ерунда, – говорила она, придя с Каширки. – Печень увеличена у всех. А боли у меня от травмы позвоночника. У меня их было три.

Нине казалось, что она подозрительно быстро соглашается с ней, что излишне оптимистична, но кто знает, как быть и как говорить в таких случаях?

А Кира строила планы. Она собиралась съездить в Париж…

Нина купила бутылку сухого вина с хорошим названием «Старый замок».

Когда вернулась, она увидела на столе бутылку ереванского коньяка и большую нестандартную бутылку, заткнутую самодельной пробкой. На тарелке лежала нарезанная, сочащаяся жиром вяленая рыба и стояла пол-литровая банка черной икры.

– Надо было спросить, прежде чем бежать, – строго сказала Алена. – Я привезла вам дары браконьеров.

Она блестела от чистоты и здоровья, от нее даже жар шел, как от чистого и сытого зверя.

– Тетя Нина! – сказала Алена, залпом выпив коньяк. – Я не уеду из Москвы. Клянусь Богом. Лучше всего мне, конечно, выйти замуж за какого-нибудь богатого старика. Хорошо бы с дачей. Я бы развела там клубнику и держала старика при грядках. И хорошо бы его похоронила. С памятником. Не обиделся бы.

Говорила она серьезно, вкусно обсасывая рыбные косточки и вытирая пальцы о кусочек хлеба. Нина растерялась от ее цинизма, свекровь гневно поджала губы и демонстративно отодвинула непочатую рюмку.

– Шучу! – Алена посмотрела на них и громко рассмеялась. – Я честно пойду на стройку, выбьюсь в лидеры какого-нибудь движения, а дальше будет видно… Замуж я никогда не пойду. У меня прививка.

В бутылке оказалось вино, которое пахло степью и виноградом, было одновременно острым и нежным и проникало в кровь сразу, ошеломив и обезоружив стоявший на страже разум. Хотелось делать что-то несообразное возрасту, например, неприлично захохотать и стянуть через голову рубашку, и остаться в чем мать родила, и знать, что ничего нет в этом дурного, потому что нагое тело честнее одетого, значит, и не может быть хуже.

Это Алена хихикала и раздевалась. Это она пальцами, как ребенок, брала торт и откусывала от него так смачно, что крем повисал на щеках. И говорила она громко, будто попала в полосу тумана и боится потеряться.