Американская история - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Тосс cтр.№ 106

— Как профессор? — спросила я и тут же вспомнила: — Ты мне никогда не говорил, что он твой настоящий дед.

Джефри улыбнулся.

— Неудобно было, — ответил он. — Я думал, ты и сама знаешь, мы ведь похожи.

«А ведь действительно похожи, — подумала я, — хотя и разные».

— Да, видишь, как все получилось с ним, — сказал Джефри скорее самому себе и замолчал. — Да, — начал он снова, — неудачно. Он ведь еще все может, абсолютно все, а тут так подкосило. — Он покачал головой. — Я должен был уезжать через неделю, да теперь, видно, придется задержаться на месяц, а может быть, и дольше, пока он не оправится.

«Уезжать» — выделил мой слух из общей массы слов.

— Куда ты уезжаешь? — Я почему-то почувствовала волнение.

— Я ведь место получил в Чикаго, в университете и в госпитале. Моя интернатура уже три месяца, как закончилась, — сказал он, как бы оправдываясь.

— Так ты уезжаешь в Чикаго? — не поверила я и вдруг поняла, что не хочу, чтобы он уезжал. Я почему-то хотела, чтобы он оставался рядом. — И ты согласился, ну, я имею в виду, на эту работу в Чикаго? — Это был глупый вопрос, я знала.

— Да, а что? — Он вскинул на меня глаза.

Я покачала головой. Мы молчали. Пауза была слишком длинной и начинала давить.

— Как твои стихи? — вспомнила я.

— Стихи? — Он, казалось, сразу не понял, о чем я. — А, стихи. Пишу стихи. — Он засмеялся. — Все лучше и лучше, хотя еще есть куда улучшаться.

— Почитай.

— Хорошо, — легко согласился Джефри. — Я, кстати, написал стихотворение о тебе, хочешь прочту?

— Да, — ответила я. — Хочу, очень хочу. Он встал.

— Не могу читать сидя, — сказал он, как бы извиняясь, как бы прося прощения за такую свою причуду. — Я его в Австрии написал, я летом в Вене был месяц. — Он смотрел на меня своими, мне казалось, несфокусированными глазами. И стал читать.

А что слова? Они всего слова,

Трухлявы, и пустынны, и безлики...

И даже самые пронзительные крики

Не выразят так много никогда,

Как тихое движенье рук,

Безмолвъе губ, Но, главное, глаза,

Твои глаза.

Я понял с высоты ушедших дней,

Бессонных и бессмысленных ночей,

Ненужных пробуждений, вялых снов,

Кому-то сказанных зачем-то слов,

Знакомств, рукопожатий и речей...

Я понял с высоты земли ничьей,

Что если что и было у меня,

Так это тихое движенье рук, Безмолвъе губ,

Но, главное, глаза,

Твои глаза

Когда вдали, внизу блеснет река,

И солнце растворяется в деревьях,

И в три-четыре домика деревня,

Да не деревня даже, ерунда...

И взгляд теряет полотно дороги,

И к тормозу вдруг тянется нога...

И не поймешь, зачем спешишь, куда,

И раствориться хочется в природе

Иль всю ее сполна вобрать в себя.

Так погрузиться хочется в твой взгляд,

Войти в него и стать его частицей,

И, если что-нибудь когда-нибудь случится,

Понять, что только сам во всем был виноват,

Что уберечь не смог, не удержал тогда

Я тихое движенье рук,

Безмолвье губ,

Но, главное, глаза,

Твои глаза...

Он читал тихо и очень сосредоточенно, как будто забыв про меня, как будто не видя, и я воспользовалась этим, и подошла к нему, и подняла голову, чтоб вернуть себе его взгляд, и, когда он закончил, я поднялась на цыпочки и, вся вытянувшись, поцеловала его. Он лишь чуть шевельнул губами, лишь слегка приоткрыл их, но этого было достаточно, и я проскользнула языком внутрь и, протянув руку, обняла его за шею и чуть нажала вниз, чтобы он склонился ко мне, — я не могла тянуться так долго и так высоко. Он поддался и пригнулся ко мне, и моя вторая рука пришла на помощь первой, и так они и замкнулись на его шее.

Видимо, он тоже обнял меня и прижал к себе, так как я вдруг почувствовала себя сдавленной его огромными руками и была не в силах пошевелиться, прижатая к его телу, и не шевелилась. «Я так долго не целовала другого мужчину, что почти забыла, что это каждый раз совершенно по-другому. Так необычно и так хорошо», — пронеслось в затуманенной голове.

Я оставила его губы, задыхаясь, и чуть отстранилась, чтобы он смог воспользоваться тем, что я близко, и взглянула в его глаза, призывая. Я сразу поймала его взгляд, в нем была растерянность, он не мог скрыть ее, даже не пытался. И я поняла, что он не решится дотронуться до меня первым, что опять, как тогда в машине, все зависит от меня. Я тоже не была уверена, я не знала: хочу ли, надо ли? —но что-то скользнуло внутри порывисто и требовательно.

«Ты так долго думала о нем, фантазировала, — сказала я сама себе, — представляла его с собой, хотела. Не лицемерь, зачем с собой-то лицемерить».

И я шагнула вперед, и взяла его руку в свою, и поднесла к лицу, и посмотрела на его широкую ладонь и большие, длинные, очень большие и очень длинные и оттого непривычно красивые пальцы. Потом я положила его послушную ладонь на свою щеку, и мое лицо потерялось и пропало в его пальцах, и, когда я осознала это, я почувствовала, что щеки мои горят и незаметная мелкая дрожь разбежалась по телу.

«Как хорошо», — снова подумала я. Я медленно отвела его руку, почти вернула ему, но тут же, спохватившись, так же медленно повела назад к себе и, воспользовавшись его незнанием, плавно опустила ее, огромную, себе на грудь. Джефри не шевелился, и именно то, что он, такой большой и сильный, что он может легко раздавить меня, я в этом была уверена, и в то же время такой покорный, и доверчивый, и доверяющий, именно это сочетание как-то особенно взвинтило мои нервы и желание.

Рука его так и лежала на моей груди, и, придавленная ее тяжестью, грудь сама напряглась и отвердела, и даже под майкой, под лифчиком я почувствовала, как почти до боли набух ставший мгновенно упругим сосок. Так продолжалось долго, его рука не двигалась, и мне ее, застывшую на груди, было уже недостаточно, мне нужно было большего, и я положила на нее свою ладонь и прижала, вдавила ее в воспаленную, чувствительную мякоть, которая так жаждала именно такой томящей боли.

Я видела, что Джефри начинает взволнованно дышать, у меня самой мутился рассудок от волнующей странности происходящего, и я, вся подавшись вперед и обхватив второй рукой его запястье, двинула по-прежнему вмявшуюся в меня ладонь, вдоль груди, справа налево, с одного края до другого.

В какой-то момент его ладонь пересекла меня, и обе груди поделили ее, и обе чувствовали ее проникающую теплоту, и обе завидовали той ласкающей нежности, которую получает другая. Я окинула взглядом всю его фигуру и постаралась представить его тело без одежды, каждую его часть, и взгляд мой прошелся от шеи к плечам, к животу, к бедрам и вдруг, пораженный, остановился. «А что, — вдруг судорожно мелькнуло во мне, и я провела потерявшим влажность языком по совсем иссохшим губам, — а что, если он такой же, как и руки?»