Гарем - читать онлайн книгу. Автор: Кэти Хикман cтр.№ 47

— Прятались от тебя?

— Да. Возможно ли, чтобы она что-то знала?

— Айше? — Сафие медленно укутала плечи мехом, продолжая размышлять. — Н-нет, откуда бы? Я не думаю. — Снова небольшой комочек смолы вспыхнул ярче. Пламя зашипело, осветив комнату. — Важнее другая. Ее зовут здесь Кейе. Селия. Не забудь о ней, Мальхи. Это с нее мы не должны спускать глаз.

После ухода еврейки Сафие, оставшись в одиночестве, откинулась на подушки, наслаждаясь роскошью покоя, которую позволяла себе не часто. Тишина, подобная плащу, окутала ее.

Большинство здешних женщин, как ей было известно, сохранили лишь смутные воспоминания о своей прежней родине, о тех местах, где они обитали до того, как прибыли в гарем султана. Сама же Сафие, мать Тени Аллаха на Земле, помнила свою прошлую жизнь отлично: память бережно хранила острые пики вершин албанских гор, синие, как цветы горечавки, небеса, шершавость грубых камней под босыми ногами.

Ее отец, звали его Петко, подобно всем жителям того края, проводил в своей родной деревне лишь зимы. В начале лета он вместе с другими мужчинами селения отправлялся в горы, где они разбивали свои летние жилища, а когда не делали этого, то ночевали просто под открытым небом и жили охотой, деля компанию с собаками да теми нехитрыми музыкальными инструментами, которые назывались у них лутой. [43] Сафие до сих не смогла забыть странный облик своих односельчан, то варварское, дикарское обличье, которое поражало ее даже в детстве: синюю татуировку на широких скулах и руках от кисти до локтя, косматые овечьи шкуры, накинутые на плечи и спускавшиеся до самых пят.

Женщины селенья оставались в одиночестве и, казалось, не очень тосковали по своим мужчинам. Мать Сафие, белолицая красавица из Далмации, морского побережья близ Скутари, [44] была куплена своим будущим свекром за десяток овец. До двенадцати лет — времени замужества — ей никогда не доводилось видеть гор. Хоть злые языки утверждают, что албанские горцы мало интересуются женщинами, предпочитая общество односельчан-мужчин, мать Сафие дала жизнь восьмерым детям, все из которых — за исключением Сафие и ее брата Михала — умерли. Безжалостное горное солнце выжгло красоту прелестной далматинки, ее груди и живот обвисли, и к тридцати годам она превратилась в настоящую старуху. Муж часто бил ее и после одного, особенно жестокого, удара, сломавшего ей передние зубы, она почти лишилась способности говорить, только иногда шепотом рассказывала дочери сказки да напевала колыбельные, которые слыхала от своей бабки-венецианки. Обрывки песен на диалекте венето, языке их древних повелителей, давно забытом, но внезапно всплывшем в памяти после того жестокого удара и больше не забывавшемся.

Девочка выросла такой же белолицей красавицей, какой была когда-то ее мать, при этом обладая силой и ловкостью мальчишки. Упрямая и бесстрашная, она скоро стала любимицей отца. Брат же ее, Михал, с вечными соплями под носом и жалобами на языке — он родился хромым, — пресмыкался перед отцом, которого смертельно боялся. Конечно, из этих двоих детей отцу пришлось взять в горы младшую дочку.

С тех пор Сафие с отцом не расставались. Летом, когда они отправлялись на высокогорные пастбища, она, как всякий мальчишка в их селении, носила кожаные штаны и накинутую на плечи овечью шкуру. От отца она научилась многому и умела не хуже любого из мужчин поставить капкан, освежевать горного зайца, разложить костер и даже выстругать стрелы для своего маленького лука. Ловкая, как коза, она играючи преодолевала горные кручи, перепрыгивая с камня на камень, и умела подолгу выжидать в засаде, прячась за ворохом прошлогодних листьев рядом с отцом. Она так гордилась тем, что живет жизнью настоящих мужчин, что скорей дала бы вырвать себе язык, чем проронила бы хоть слово жалобы. Не важно, что шипы кололи ее босые ступни, рот пересыхал от жажды так, что распухал язык, а каменное ложе пещеры словно зубами впивалось в ее спину.

«Запоминай охотничьи хитрости, дочка», — говаривал отец. И первым уроком, как она поняла много лет спустя, был урок выживания.

Двенадцати лет от роду она впервые увидела, как в деревню пришли сборщики дани, посланные их владыками турками. Это были совсем не похожие на ее односельчан люди, они сидели на лошадях, украшенных сверкающей сбруей, их тюрбаны и шелковые халаты, даже седла их лошадей были такой красоты и так густо усеяны блестящими разноцветными камушками, что Сафие и ее брат чуть не задохнулись от изумления. Деревня, в которой они жили, Реци, была маленькой, и потому сбор дани — османы отбирали по одному мальчику из каждой семьи христиан, жившей на их земле, — был недолгим.

— Они заберут нашего Михала? — спросила девочка, окидывая брата безразличным взглядом.

— Михала? На что он им? У мальчика должны быть хоть мозги, если уж у него нет силы, чтобы служить нашему султану. — Голос отца звучал кисло. — К тому же они никогда не забирают единственного сына в семье.

Стоя впереди небольшой группы односельчан, провожавших караван, Сафие рассматривала пятерых оборванцев — самому старшему не было и десяти, а младшему едва исполнилось пять, — которых отобрали у родителей и теперь куда-то увозили. Семьи, вырастившие их, казались скорее обрадованными, чем удрученными таким поворотом судьбы. Когда караван тронулся с места, несколько молодых людей из деревни побежали рядом, громкими выкриками и барабанным боем прощаясь с уезжавшими. Другие взобрались на деревья и принялись бросать оттуда лепестки цветов к ногам лошадей. А сборщики дани в прощальном салюте разряжали в воздух свои мушкеты.

На все это неистовство бывших односельчан дети, головы которых были украшены гирляндами из луговых цветов и трав, смотрели уже отстраненно. Сафие они показались вдруг повзрослевшими, будто те несколько шагов по горной тропе, что они сделали, пролегли между ними и прошлой жизнью более широкой и глубокой пропастью, чем любое из горных ущелий.

Она потянула отца за рукав.

— Раз они не взяли Михала, скажи им, пусть возьмут меня.

— Тебя? — Отец расхохотался. — Но ты всего лишь девка. С чего им брать тебя?

Старик, стоявший позади них, вытирал слезы с щек, но глаза его смотрели бодро.

— Они теперь станут кул, невольниками у султана, — сказал он.

— Зачем говоришь такие слова? — вмешался кто-то рядом. — Наши сыны будут управлять султанскими землями. Они станут солдатами и янычарами…

— Пашами они станут, вот что!

— Мой внук наверняка будет следующим великим визирем.

Обмениваясь такими репликами, селяне расходились по домам. Сафие, оставшись в одиночестве, провожала глазами удаляющуюся вереницу повозок, что спускалась по тропе с горы, головы детей уже казались всего лишь маленькими темными точками. Острым серебряным блеском сверкнули на солнце стремена одного из всадников.