— Да, действительно, — согласилась я, —
столько трудов, ты так хорошо пьяного изображал на выставке, все поверили. И
теперь убийца останется на свободе.
Мы затащили коробку на последний, Володин, этаж в мастерскую,
и тут только я спохватилась, что дала себе слово никогда больше сюда не
приходить. Сейчас посижу немного, а потом пойду, пора и в семью возвращаться,
дел много.
***
В квартире покойной Веры Сергеевны раздался звонок.
Череповецкая племянница подошла к двери. Глазка в двери не было, и она в
растерянности замерла, не зная, что предпринять.
— Милиция! — раздался за дверью требовательный
мужской голос.
— Не пущу! — ответила племянница.
— Немедленно откройте! На каком основании вы находитесь
в квартире, где было совершено преступление?
— Я наследница! — откликнулась женщина без прежней
уверенности в голосе.
— В права наследования еще никто не вступал! Откройте и
предъявите документы!
Племянница перетрусила: она догадывалась, что права ее очень
сомнительны, и смело держалась только против очевидных узурпаторов, а милиция —
это серьезно… Она открыла дверь.
— Ваши документы! — строго произнес вошедший в
квартиру мужчина.
Женщина машинально отметила, что он был, пожалуй, слишком
хорошо одет и слишком ухожен для милиционера, но, может, у них тут, в Питере,
милиционеры живут богато? Интересное молодое несколько вытянутое лицо, в
веснушках, крупный хрящеватый нос… Женщина полезла в сумочку за паспортом, и в
это мгновение остро отточенное лезвие вонзилось в ее горло, с хрустом перерезав
гортань. Поток светлой горячей крови хлынул на одежду, на пол… Тело тяжело
осело, убийца отстранился, стараясь не испачкаться кровью. Он аккуратно обошел
труп, прошел в комнату, начал торопливо выдвигать ящики стола и серванта… Того,
что он искал, нигде не было. Он прошел на кухню, стараясь не смотреть на
окровавленное тело в коридоре. На кухне этого тоже не было. Он открыл дверь
стенного шкафа, вывалил вещи на пол, но там были только старая одежда, какой-то
накопившийся за десятилетия хлам, кипы старых газет и журналов. Приставив
табуретку, он даже залез на антресоли. Нет, этого нигде не было. Тогда он
понял: те двое, которые вышли из квартиры, несли большую картонную коробку.
Значит, это должно быть там.
К счастью, он знал, где находится мастерская
художника, — а судя по тому, что они сели в «восьмой» троллейбус, они
поехали именно туда.
Он спустился с табуретки, тщательно вымыл руки, вымыл нож —
это уже стало для него привычным ритуалом, — обошел с тряпкой всю
квартиру, протирая все предметы, до которых он дотрагивался. Выходя, он
брезгливо перешагнул женский труп в коридоре. Сегодня он не чувствовал никаких
мук совести — только раздражение и злость оттого, что никак не удавалось
закончить свое дело.
На лестнице он никого не встретил, впрочем, там было так
темно, что его вряд ли кто-нибудь мог запомнить.
***
Вообще-то по натуре я человек не скандальный, но
череповецкая тетка могла довести до ручки кого угодно, хоть ангела. А когда
ругаешься, тратишь много нервной энергии. А когда я трачу много нервной
энергии, то хочу есть. Так и сейчас — настроение у меня было плохое, к тому же
напал еще и зверский голод. Внутренности буквально подвело, и в желудке урчало.
Я отошла подальше от Володи, чтобы он не слышал, и раздумывала, как бы потактичнее
сообщить ему, что я ухожу, а сама машинально перебирала фотографии. Под руку
мне попалась одна цветная, очевидно, сделанная не так давно.
Вся компания сидела за столом. Да это же квартира Нины
Ивановны! Очевидно, у нее день рождения или еще какой праздник. Вот они все
тут: Вера Сергеевна с Ромуальдом на коленях, Володя, его теща, а вот… конечно,
это она, его бывшая жена! Я всмотрелась внимательно. Ничего, очень даже ничего…
Как говорится, и рад бы охаять, да не за что. Еще один взгляд на фотографию
настроения моего не улучшил. Я решительно встала и направилась в коридор.
— Куда ты? — встрепенулся Володя.
— Домой, куда же еще? Надеюсь, ты не думаешь, что я
буду здесь ночевать? — Я осеклась на полуслове — ведь я вовсе не то имела
в виду, а получилось двусмысленно.
— Я и не думал, — растерянно ответил он, — я
хотел попробовать тебя написать…
— Не сегодня, дорогой, я устала и хочу есть. — Я
постаралась, чтобы голос мой звучал помягче.
— Так давай ужинать! — обрадовался он. — А
потом отберем кое-что для тещи, — он кивнул на коробку, — я ей сразу
отвезу и тебя провожу.
Он побежал на кухню, захлопал дверьми шкафов и холодильника,
а потом появился на пороге с виноватым видом, из чего я сделала вывод, что в
доме есть нечего. Вот что значит одинокий мужчина! В доме ни крошки съестного.
Конечно, меня он сегодня в гости не ждал, но для себя-то он что, вообще еды не
покупает? Святым духом питается?
Порывшись в закромах и ничего не найдя, Володя сказал, что
быстро сбегает в магазин. Я стала было его отговаривать, но он мигом оделся и
был таков.
От скуки я продолжала рыться в старых фотографиях. В
мастерской было удивительно тихо, и вдруг в тишине раздался негромкий скребущий
звук.
Я огляделась: крыса, что ли? Но звук доносился от входной
двери.
Кто-то возился с замком.
Я вскочила и замерла. Может, Володя уже вернулся? Но не мог
же он прийти так быстро, разве что деньги забыл. И потом, он бы открыл дверь
быстро и уверенно, по-хозяйски, а сейчас кто-то возился с дверью осторожно,
явно стараясь не производить лишнего шума, и делал это так долго, что мне стало
ясно: либо он подбирает ключи, либо пользуется отмычкой.
Вот тут мне стало по-настоящему страшно, потому что я
поняла, кто стоит по ту сторону Володиной двери. Это наверняка тот самый
человек, который зверски убил Аделаиду, Глеба, Веру Сергеевну… от страха я
догадалась, что ему нужно в мастерской — та самая коробка с фотографиями и
письмами. Он следил за нами от квартиры покойной, я вспомнила тень в подъезде и
поняла, что она мне не померещилась. Там, на лестнице, он увидел коробку,
понял, что в ней, и поехал за нами. Здесь кстати Володя вышел, и теперь для
убийцы очень удобный момент забрать коробку, а меня, понятно, он тоже убьет.
Я представила, как Володя вернется из магазина и найдет на
полу мой хладный труп с перерезанным горлом, и страшно на него разозлилась —
нашел время бегать по магазинам! Мужчина, называется. Не может слабую женщину
защитить! С логикой у меня было слабовато, но это объяснялось тем, что я ужасно
боялась.
Мысли неслись в голове со скоростью света, потому что там, в
мозгу, прочно засел страх. Я крадучись подобралась к двери и замерла,
прислушиваясь. По другую сторону я слышала чье-то дыхание, звяканье отмычек и
царапанье. Он был совсем рядом со мной. Нас разделяла только хлипкая Володина
дверь. То есть дверь-то была дубовая, но вот замок…