Изабелла состроила неописуемую гримасу:
– Ой, ну ты деревня... «Подземка», «трасса», «белая
дорога»... У вас в Австралии все такие? Или там у вас порошканету? Да нет, не
верю, он везде есть...
– Порошок? – многозначительно переспросил Мазур.
– Ага, дошло? Кокаин, – прошептала она. – Подземкаведет
из джунглей на северо-западе в Чакон. Доставка груза, ясно? А тут у нас –
перевалочный пункт. Станция, как кое-кто выражается. Таких станцийнесколько по
всей стране. Это важное место, балда ты кенгуриная. На станции договариваются,
покупают и продают партии, направляют караваны, решают всякие другие дела.
Раньше «начальником станции» был дон Рамирес, но он где-то что-то намудрил,
замутил не то, вот и выпал из доверия у больших боссов. Они взяли да и
назначили Санчеса новым начальником. Потому он с таким перевесом и выиграл –
денег было вброшено, трудов вбухано. Рамирес, дурак, поначалу не понял ни
черта, дергаться пытался, головорезов своих присылал, они с пушками баловали...
ну да ты сам знаешь. Только в день голосования прикатили элегантные кабальеро из
самой из столицы и объяснили ему, что к чему. Собрал дон Рамирес свои пожитки и
дернул подальше отсюда, пока ноги целы, глаза смотрят и все потроха при нем...
Ну, ты понял? Дон Себастьян теперь сидит на «подземке». А Пепе Золотозубый,
между прочим, сейчас гниет где-нибудь в чащобе – потому что работал еще и на
Рамиреса, а в этом бизнесе такое не приветствуется...
Мазур виртуозно выругался про себя. Все сходилось, до единой
деталюшечки. Надежные парни, не боящиеся мордобоя и крови, наполеоновские
замыслы, связи и стволы... Действительно, чесать отсюда пора во все лопатки...
Изабелла значительно подняла указательный палец и протянула
с нескрываемым превосходством:
– Ну, понял полныйрасклад, дубина? Тебе это нужно? Нет, я не
говорю, что алькальд или Роза собираются тебя обманывать... Они и в самом деле
тебя готовы взять в полноправные сообщники... вот только, Джонни, ты при этом
будешь на десятых ролях, вроде девок из борделя. Порошок – тяжелый бизнес,
если ты не знал. Поднятьсяудается одному из тысячи. А остальные так и будут
шестерками, которые в любой момент могут словить крупные неприятности, а то и
пулю. Или ты всерьез рассчитываешь вылезти в большие боссы? Не смеши!
Годик-другой проболтаешься в шелковой рубашке, с золотой цепью на шее и
блескучками на всех пальцах – а потом непременно во что-то такое вляпаешься.
Знаю, насмотрелась. Была у меня парочка таких вот, постоянных клиентов.
Рассказать, как они кончили? Одного запечатали лет на двадцать в тюрьму
Санта-Консуэло, а второго свои же заподозрили, черт его знает, обосновано или
нет, но только парень исчез, как мыльный пузырь: хлоп – и нету... Шестерок
режут без жалости, а то в полицию сдают, когда той нужно создать видимость, что
с «подземкой» она все же борется... Что помрачнел? Начало помаленьку доходить?
Ну и, слава богу, значит, в башке у тебя есть кое-что, помимо сена... Парень,
чеши ты отсюда, бери с меня пример!
Глава 8
Агент для особых поручений
– Ну? – без особой тревоги или нетерпения спросила
донна Роза, когда Мазур вошел и положил на столик ключи от машины.
– Все в порядке, – сказал он, взяв протянутый
стакан. – Посадил ее в поезд и даже помахал вслед носовым платочком, как
истому кабальеро и полагается...
– А о чем болтали по дороге?
– Да так, пустяки, – сказал Мазур, стойко выдержав ее взгляд. –
Она прихлебывала виски и хвасталась, что теперь-то непременно выйдет замуж и
откроет швейную мастерскую...
– И все? – недоверчиво спросила хозяйка.
Мазур пожал плечами:
– Ну, точности ради стоит упомянуть, что ругала она тебя
долго и изощренно...
Донна Роза грустно вздохнула:
– Ну да, конечно, как обычно. Все эти стервочки, как одна,
не умеют быть благодарными. Извлекаешь их из грязи, пристраиваешь в приличное
место, даешь возможность подкопить денег... За все твои старания всякий раз
тебя же с грязью и смешают... А больше она ничего не говорила?
– Да нет, – сказал Мазур. – Две темы
присутствовали: непристойные, прости, словечки в твой адрес, да похвальба
будущей швейной мастерской...
Донна Роза сощурилась рассерженной кошкой:
– Держи карман шире! Думаешь, она и в самом деле откроет
прачечную или табачную лавку? Ничего подобного, поверь моему опыту. Все они
очень быстро приходят к выводу, что проще и денежнее будет самим открыть
бордельчик. И прогорают большей частью, – добавила она мстительно. –
Потому что гораздо проще лежать, раздвинув ножки. Организовать бизнес немного
труднее, тут нужна голова, а не только... – она спохватилась и вновь
приняла вид дамы из общества. – В общем, быть толковой хозяйкой гораздо
труднее, чем простой девкой, хотя кое-кто полагает наоборот...
«Ну, тебе виднее», – философски подумал Мазур,
благоразумно держа все мысли при себе. Вообще, он дал себе клятву стать отныне
образцом осторожности... и вновь захворать манией преследования в самой тяжелой
форме. После пьяных откровений Изабеллы ухо следовало держать востро. Ну,
предположим, пройдет достаточно времени, прежде чем его начнут впутывать,
глядишь, и успеешь до этого благополучно смыться. И все же, следует быть
начеку. Никакая это не сонная провинция, как выяснилось. Оплошаешь – схавают и
тапочек не выплюнут...
– Джонни, садись поближе, – сказала дона Роза словно бы
в некоторой задумчивости. – Нужно поговорить...
Мазур повиновался – с первого взгляда было видно, что речь
сейчас пойдет не о трудах постельных.
– Я тебе хочу поручить одно деликатное дело... – начала
донна Роза медленно. – Только уясни как следует, Джонни: это мое дело,
понимаешь? Исключительно мое. Конечно, дон Себастьян – мой друг и благодетель,
но, как выражаются неотесанные элементы, дружба дружбой, а монета врозь...
Понимаешь?
– А что тут непонятного? – пожал он плечами. – В
конце концов, дон Себастьян мне не отец родной, и никаких клятв я кровью пока
что не подписывал. Как-никак подобрала меня, голого и босого, ты, милая, а
никакой не дон Себастьян, а мы, австралийцы, умеем быть благодарными... Значит,
как я понимаю своим острым умом, речь пойдет о деньгах?
При упоминании об остроте ума на лице у нее, как и следовало
ожидать, появилась гримаска легкого превосходства – которую недалекий
австралиец, конечно же, не заметил, как ему по роли и полагалось. Нахмурив лоб
в некотором раздумье, она сказала:
– Знаешь, что самое смешное, Джонни? Я толком не
уверена. Но чутье у меня тонкое, особенно на презренный металл, и я нутром
чувствую за всем этим что-то такое...
– Ну, чего тут непонятного, – сказал Мазур. –
Когда я ходил на панамском танкере, у нас был боцман. Так этот обормот,
представь себе, не только чуял нутром за километр кабаки и полицейские патрули,
но и...
– Джонни, давай посерьезнее! – резко прервала она все с
тем же тягостным раздумьем на лице. – К черту каких-то там боцманов...
Совершенно дурацкое сравнение. Можешь ты всерьез проникнуться делом?