— Верно, — решился Кирилл. — Вы тут все время
бываете, может, что слышали. Хотел я у Марии Михайловны спросить, да ей не до
того. Вы ведь знаете, что она мне тут работу одну нашла?
— Про работу знала, а куда, к кому — этого она не
говорила.
— А кто мог про это знать, кто мог разговор наш
слышать? — спросил Кирилл, не надеясь на успех.
— Да кто же и слышал, как не этот вонючка, морильщик!
Он тут везде шастает, всюду подслушивает.
— Вы имеете в виду Карамазова?
— А кто же еще? Кого из дому не вытолкать? Ест, пьет,
все вынюхивает, по всему дому шляется! Сколько раз его заставала, как он под
дверью подслушивал и в ящиках рылся!
— Да не может быть! А в тот день, — Кирилл назвал
точную дату его разговора с Марией Михайловной, — был он в доме?
— Да он, почитай, каждый день сюда шлялся! Сейчас,
правда, я его не пускаю, надоел. Воняет от него дустом каким‑то!
— А что же вы Марии Михайловне или Жене не сказали, что
он по дому шастает?
Раечка помолчала, поджала губы. Потом махнула рукой, на что‑то
решившись:
— Слушай, расскажу уж, теперь скрывать нечего. Ты
племянника моего Витьку знаешь?
— Раньше видел.
— Сейчас‑то он парень хоть куда, армию отслужил,
женился, а лет семь тому, ему пятнадцать лет было, был он не то чтобы
хулиганом, а так, перекати‑поле. Я его сюда не очень‑то пускала, но
как‑то зашел он, ключ, что ли, потерял или другое что, уж не помню я. И
после пропала пепельница серебряная, в коридоре их три штуки стояли, помнишь,
раньше?
— Помню. Красивая была пепельница, дорогая.
А что Витька ко мне приходил, никто не знал. Все поохали,
поахали, думали, может, кто посторонний прихватил, там ремонт приходили делать,
электрики… А Карамазов отозвал меня в сторонку и говорит, что пепельницу Витька
взял и Жорке во дворе продал, он, мол, сам видел. Я к Витьке, всыпали мы ему с
сестрой по первое число, сроду в нашей семье такого не водилось. Признался он,
а пепельницу не найти, уплыла уже куда‑то. Так Карамазов мне и говорит,
что если я не буду все делать, что он прикажет, то он живо Витьку под тюрьму
подведет. Я ему, конечно, не поверила, не такие это люди, чтобы в суд на парня
подавать из‑за пепельницы, но сраму, сраму‑то сколько. Узнают все,
мне от дома откажут! Но я ему говорю, что против них делать ничего не буду,
хоть убейте меня на месте. Он говорит, ты только помалкивай, я сам все выясню
что нужно, а если что пикнешь, то такого про тебя Марии Михайловне наговорю —
вовек не отмоешься!
— Скотина какая!
— Это уж точно. Вот и ходил везде, шарил глазками
своими мерзкими, сам как таракан!
— Ну ладно, спасибо вам, пойду я, обдумаю это дело.
Цезарь, мы же уже гуляли!
По дороге домой Кирилл вспомнил, что он обещал профессору
Солодору достать ту злополучную таблетку, так что придется идти к Татьяне на
работу, а потом напроситься к ней домой. Вот так вот. Он из‑за нее
рискует своим добрым именем, а она с этим козлом…
В этот вечер было холодно, и настроение у меня было ужасное.
Чувствовала я себя неважно с самого утра — болела голова, знобило, вдобавок где‑то
прохватило шею, и голова поворачивалась только в одну сторону. Шея — это мое
слабое место. Я волновалась, как там Аська. Ведь второпях я собрала ей с собой
мало теплых вещей. Вдобавок, когда мы шли домой от метро, нас вымочил дождь. Я
представила, как сейчас войду в пустую темную квартиру, где ждет меня только
кошка. Она бросится ко мне не потому, что рада, а потому, что хочет есть; как я
накормлю кошку, через силу съем что‑нибудь сама, потом включу телевизор,
чтобы не сойти с ума от тишины, посмотрю какую‑то чушь, потом лягу и
попытаюсь заснуть, а перед глазами будет стоять Аська… нет, это невыносимо.
Я уже открыла рот, чтобы пригласить Кирилла подняться, но
тут он заглянул мне в глаза:
— Таня, можно я зайду?
Слава Богу, наконец‑то догадался! Я даже повеселела.
Мы поднялись в квартиру, я молча ходила по кухне, машинально
накормила Пуську, поставила чайник.
— Извини, с едой у меня не очень. Ты не думай, я вообще‑то
готовлю, просто сейчас одной ничего не хочется. — Голос мой дрогнул.
— Скучаешь по дочке?
— Ужасно! — Вдруг слезы сами собой хлынули из
глаз. — Прости, пожалуйста, Кирилл, что‑то я сегодня совсем
расклеилась.
Я неудачно повернула голову и чуть не вскрикнула от боли.
— О, да ты совсем больна, давай‑ка лечиться!
Он налил мне крепкого чая с лимоном, потрогал лоб.
— Надо бы лекарство принять.
— Никаких таблеток! — испугалась я. — После
того случая у Валентины я вообще ничего никогда принимать не буду.
— Ну хорошо, — он ласково прикоснулся к моей
шее, — давай‑ка я сделаю тебе массаж.
Он безошибочно нашел то самое место, которое так болело, и
стал сначала бережно, потом все сильнее разминать его и разглаживать. Было так
спокойно и ужасно приятно, что кто‑то обо мне заботится.
Так нельзя, Таня, нельзя так бояться таблеток, какой‑нибудь
аспирин тебе не повредит. Ведь там, у Валентины, было совсем другое. И ты
приняла всего одну таблетку, а кстати, другую ты выбросила?
Все тело мое окутала теплая истома, мучившая с утра боль в
шее отступила, и даже голова перестала болеть.
— Да нет, не выбросила, — сонно сказала я, —
там она, в кармане, так и валяется.
Кирилл еще долго массировал мне шею, потом закутал ее теплым
шарфом, а меня укрыл пледом.
— Ты полежи, а я пойду поесть приготовлю, ты не
вставай, надо в тепле побыть.
Было так уютно лежать под пледом, шея прошла, и я как‑то
случайно заснула, прижимая к себе Аськиного медведя.
Проснулась я утром, было светло. Сначала я всполошилась
было, но вспомнила, что Миша вчера пожалел меня и разрешил не выходить на
работу. Я потянулась, под боком спала кошка Пуся, очевидно, ей тоже было
одиноко. Почему же я сплю одетая? Ой, а где же Кирилл? Я встала и обошла
квартиру. Кирилла, естественно, нигде не было. Очевидно, он ушел еще вчера
вечером и захлопнул за собой дверь. Стыд какой, пригласила мужчину в гости, а
сама заснула. Только никому не рассказывать, а то засмеют. Я набрала номер
Кирилла.
— Кирилл, мне так стыдно, что я заснула…
— Хорошо выспалась? весело поинтересовался он.
— Да, и шея почти не болит, спасибо тебе.
— Это хорошо, а теперь, извини, дорогая, я на работу
убегаю.
— А вечером… ты зайдешь?
— Сегодня ну никак не могу, уж прости, работаю
допоздна.