* * *
Я проснулась рано и решила перед работой забежать домой
переодеться. Кирилл открыл глаза и смотрел на меня довольно хмуро.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — коротко ответил он.
Я быстренько умылась, кое‑как подкрасилась и из трех
оставшихся яиц, одного помидора и куска колбасы соорудила наскоро завтрак. Мы
выпили кофе, и я собралась уходить. Кирилл опять лег, на лбу у него выступила
испарина.
— Кирилл, да у тебя нет ли температуры?
Я села на край дивана, погладила его по щеке и прикоснулась
губами к его лбу, причем вовсе не собиралась этого делать, оно как‑то
само получилось. Он протянул руку и погладил меня по волосам.
— Не уходи, — прошептал он.
Во мгновение ока я одним прыжком оказалась у дверей.
— Мне надо на работу, я уже опаздываю.
— Ну как знаешь.
* * *
— Как знаешь, — повторил он, когда за ней
захлопнулась дверь.
Морщась, он поднялся, собрал постель, потом отдохнул
немного, приподнял спинку дивана и оставил его в полуразложенном состоянии.
Потом он встал на колени и сунул руку между боковой стенкой и подушками. Диван
был старый, и только он знал, что иногда некоторые мелкие предметы случайно
проваливаются внутрь. Кирилл искал наудачу и нашел. Он вытащил руку с зажатой в
ней безделушкой в виде паучка из зеленого стекла. Глазами служили черные
бусинки, а проволочные лапки торчали в разные стороны. Он внимательно
рассмотрел брошку со всех сторон, потом доковылял до письменного стола и после
долгих поисков нашел там маленькую крестовую отвертку. Отвинтив два крошечных
винтика сзади, он вытащил из брошки очень маленький круглый черный предмет. Это
была кассета с микропленкой. Он побоялся лезть внутрь, чтобы не испортить
пленку, запихнул кассету обратно в брошку и убрал в надежное место — опять в
диван. После этого он лег и надолго задумался.
* * *
Перед обедом меня вызвали в магазин из офиса, сказали, что
спрашивает какая‑то женщина. К моему величайшему изумлению, этой женщиной
оказалась Альбина — приятельница Валентины, с которой мы познакомились на той
трижды проклятой вечеринке. Я и забыла, что мы с ней перекинулись тогда парой
слов, она узнала, что я работаю в магазине сантехники, и сказала, что зайдет, а
я ее необдуманно пригласила.
Пришлось водить ее по магазину, все показывать. Альбина
сказала, что делает ремонт и что ей много всего нужно. Тогда я свела ее с
продавцом Костей, они стали обсуждать подробности. Она столько всего набрала,
что Миша разрешил сделать ей скидку пять процентов. Крупным покупателям в нашем
магазине почти всегда полагается скидка, но Альбина этого не знала и решила,
что это я замолвила за нее словечко. Чувствуя себя обязанной, она пригласила
меня выпить с ней кофе. Мне как раз надо было в Пенсионный фонд, поэтому я
решила совместить приятное с полезным. Когда мы уселись с Альбиной в кафе
недалеко от магазина, оказалось, что общих тем у нас для разговора мало,
поэтому мы начали говорить о Валентине. Альбина сказала, что Валентина стала
совершенно невозможна, что со всеми ссорится, а от людей не скроешься, и среди
знакомых ходят слухи, что у нее неприятности — не то с бизнесом что‑то не
в порядке, не то с мужем разводится.
— Да что ты? — ахнула я.
Да, и она, Альбина, как‑то случайно видела ее как‑то
с двумя такими черными молодыми людьми подозрительного вида.
— Чеченцы? — Я сделала вид, что ужаснулась.
— Хуже! — усмехнулась Альбина. — Это арабы.
— А откуда ты знаешь? — Мне уже не надо было
делать вид, что я удивляюсь.
Альбина посмотрела на меня очень серьезно.
— У меня родственники в Израиле. Я туда часто езжу,
живу подолгу. Там навидалась я этих арабов. На иврите‑то я говорю
немного, а по‑арабски не понимаю, но на слух этот язык узнаю. И уж ты не
сомневайся, чеченца от араба я отличу по внешнему виду. Тем более что эти… не
нравятся они мне.
Я вспомнила, с какой кошачьей грацией двигался тот смуглый
молодой человек, который убил или ранил владельца пресловутых «Жигулей», и
поняла, что эти арабы мне тоже не нравятся. Мы распрощались с Альбиной, я
побрела по улице, размышляя, при чем тут еще могут быть арабы, и не обратила
внимания на притормозившую рядом машину. Дверцы распахнулись, и я не успела
опомниться, как меня уже втащили на заднее сиденье. Рядом со мной сидел крупный
плечистый блондин, пожалуй довольно интересный, только, на мой взгляд, слишком
мордастый. Я подумала, что, скорее всего, именно этого блондина видела со мной
Лиля Свитская в воскресенье. Я открыла рот, чтобы что‑то сказать, но
блондин резко двинул меня ладонью в солнечное сплетение. Боль была адская, на
несколько секунд у меня перехватило дыхание, на глазах выступили слезы.
— Это так, для разминки, — сказал блондин, —
чтобы ты не думала, что ты такая крутая.
— Я и не думаю, — ответила я, слегка
отдышавшись, — подумаешь, нашлись трое на одну женщину слабую.
— Умничать не надо! — рявкнул блондин.
Сидевший спереди боец повернулся, и я заметила в
расстегнутом вороте рубашки темно‑красную полосу у него на шее. Я
пригляделась к нему внимательнее и узнала то самое лицо с вытаращенными глазами
из моего видения, с которого я срывала золотую цепь. Значит, все верно, это
было на самом деле! Парень смотрел на меня зверем.
— Дай ей еще, Витек, а не то я сам двину!
— Тихо‑тихо, спокойно, Вовик, успеется. Ну
ты, — это он уже мне, — ты знаешь, где это может быть.
— С чего вы взяли, что я что‑то знаю?
— Потому что ты была там, в той квартире. Ты его
грохнула, значит, он тебе что‑то рассказал.
Уже весь город знает, что я была в той квартире и что
грохнула Вадима, интересно, когда это дойдет до милиции? Я жутко разозлилась,
терять мне было нечего.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, и вас первый раз
вижу.
Хотя это было неправда, я уже видела всех троих — этого
мордастого блондина, Вовика с цепочкой и водителя, ведь это именно он
преследовал меня в понедельник утром, я почувствовала знакомый запах лосьона.
— Вы же знаете, что у меня ничего нет, вы же обыскали
меня тогда, когда везли на дачу, — наугад начала я.
— Значит, ты знаешь, где это спрятано!
— Да нет у меня ничего!
Я покосилась на парня рядом с водителем.
— Цепочку вот могу отдать, мне чужого не надо! Правда,
я тебе скажу, барахло твоя цепочка, звенья слабые.
Парень издал звериный рык и ухватил меня за нос, больно‑больно.
Слезы хлынули ручьем.