В ярости я не заметила, как добежала до метро.
— Девушка, — обратилась ко мне пожилая женщина в
вагоне, — вы знаете, что у вас плащ обгорел?
— Где? — Я изогнулась и обомлела — вся левая пола
плаща была обожжена, а я и не заметила, когда одевалась. Да что же это такое?
Совершенно новый плащ, первый сезон всего ношу. И когда я это устроила,
совершенно не помню.
Когда я вышла из метро на своей станции, ярость уступила
место депрессии. Дрожащими руками я вставила ключ в замок. Дверь была закрыта
на цепочку, но мне не пришлось звонить — Галка подскочила тотчас же.
— Танька, так ты жива? — обрадовалась Галка.
— Что мне сделается! — бодрилась я из последних
сил.
— Да что с тобой стряслось? Ты что, позвонить не могла,
я вся испсиховалась!
— Я звонила, у тебя занято было, — вяло
оправдывалась я, снимая плащ.
Галка воззрилась на жеваный и грязный костюм.
— Ты что, с хахалем в луже валялась в моем костюме?
— Извини, Галя. Я отдам деньги, с первой получки отдам.
— Да черт с ним, с костюмом, — окончательно
озверела Галка, — ты на себя‑то посмотри! А еще говорила, что спать
с ним в первый вечер ни за что не будешь.
Видя, что от ее слов мне стало совсем плохо, Галка
смягчилась и потянула меня на кухню.
— Пойдем, покурим, все равно уже не заснуть.
— А Ксения?
Дело в том, что Ксения не разрешает нам курить на кухне, и я
считаю, правильно делает.
— Нет ее, к дочке уехала.
Галка закурила, а я налила себе стакан воды.
— Ну, Татьяна, видок у тебя — краше в гроб кладут!
— Ничего, — бормотала я, отводя глаза, —
сейчас приду в себя, потом позавтракаем, с детьми подольше погуляю, на воздухе
все пройдет.
Галка как‑то странно посмотрела на меня и спросила:
— Тебе что, на работу не надо?
— Надо, но ведь сегодня воскресенье, — удивилась
я.
Галка вылупила глаза:
— Ты что, с дуба рухнула? Танька, сегодня понедельник!
— По‑понед… — Я поперхнулась водой. — Да ты
в уме?
— А чего бы ты думаешь, я так психовала? Пропала с
концами, ни слуху ни духу, я уже хотела в милицию звонить и в «скорую».
Видя, что я смотрю на нее с недоверием, Галка разозлилась:
— Ты на часы‑то свои, на календарь посмотри!
Я взглянула и похолодела: девятнадцатое сентября,
понедельник.
— Это же надо так нажраться! — задумчиво
констатировала Галка. — Тань, ты чего?
Она успела подхватить меня, пока я не грохнулась на пол,
отвесила щедрой рукой две пощечины и плеснула водой.
— Ну, пришла в себя? Можешь ты мне объяснить, что
произошло?
— Не могу, — честно ответила я, — ничего не
помню.
— Говорила, не напивайся!
— Я мало пила, что‑то он мне подсыпал, гадость
какую‑то.
— Во дает! — Галка развеселилась. — Сутки с
мужиком трахалась и ничего не помнишь? Так неинтересно!
Я подавленно молчала.
— Свекровь твоя вчера четыре раза звонила. — Галка
сменила тему. — Аську ты ей обещала, но я не дала, говорю, от матери
распоряжения не было, значит, не дам.
Хоть мы и развелись с мужем почти год назад, свекровь меня
не забывала, позванивала раза два в неделю. У нее обнаружилась любовь к внучке,
а по‑моему, она уже так привыкла меня воспитывать, что теперь ей в жизни
чего‑то не хватало. Галка удивлялась моему долготерпению.
«Почему ты не пошлешь ее подальше?» — «Успеется!» —
отмахивалась я.
— Ну, Татьяна, что сейчас будешь делать?
— На работу надо идти.
— Ладно, собирайся, а мы уж поспим. Сил нет одеваться и
в садик девчонок вести.
Из‑за двери послышалось бурное ликование, оказывается,
эти две любопытные личности в пижамах подслушивали в коридоре. Галка шикнула на
них, и они испарились.
Я приняла душ, высушила волосы, подкрасилась, приободрилась
немного и отправилась на работу. Обо всем, что со мной случилось, я поразмыслю
потом, а сейчас надо выбросить из головы посторонние мысли и сконцентрироваться
на работе. Иначе можно наделать ошибок, а в бухгалтерии ошибки дорого
обходятся.
На полпути к автобусной остановке я столкнулась с семейной
парой средних лет.
Женщина — полная крашеная блондинка подняла на меня глаза и
вдруг жутко перепугалась. В ее взгляде была самая настоящая паника. Я
оглянулась — может, за моей спиной движется Годзилла или Кинг‑Конг? Но
нет, позади было совершенно безлюдно, то есть люди‑то были, но все
нормальные, никаких монстров. Значит, это я ее так перепугала? Женщина
наклонилась к уху своего малорослого супруга и что‑то горячо ему
зашептала. Он недоверчиво посмотрел на меня, тоже изменился в лице, и эта
странная парочка прибавила шаг. Я с удивлением на них оглянулась и увидела, что
они просто убегают, оглядываясь исподтишка. Я пожала плечами и продолжала свой
путь. Мало ли на свете разных чудаков? За кого они меня приняли? А может, у
меня что‑то с лицом? Я достала пудреницу и на ходу заглянула в зеркало.
Вид не очень, но не настолько, чтобы люди шарахались от меня на улице.
Я завернула за угол и увидела, что к остановке подъезжает
автобус, это удачно, потому что тащиться пешком до метро не было сил. Пришлось
прибавить ходу, почти побежать, чего я очень не люблю, мне кажется, что бегущий
человек глупо выглядит. И уже возле самого автобуса я вспомнила, что сегодня
понедельник, а в понедельник обязательно надо идти в банк, а паспорт с собой не
взяла. Я резко развернулась и припустила обратно к дому, мысленно ругая себя на
чем свет за бестолковость — верно говорят, дурная голова ногам покоя не дает!
Сворачивая за угол, я наткнулась на бегущего навстречу мужчину. Мы столкнулись,
он на меня уставился дикими глазами и остановился. Я тоже встала как вкопанная.
Столкнувшись с этим человеком, я почувствовала что‑то неясное, но
пугающее и страшно знакомое. Я стояла и пыталась понять, и наконец поняла — это
был исходящий от него запах. Нельзя сказать, чтобы запах был сильный. В нос не
бросался, но я‑то ведь стояла с мужчиной совсем рядом. Это явно было что‑то
косметическое — не одеколон, нет, слабее. Скорее лосьон после бритья или
дезодорант. Я очень хорошо различаю и запоминаю запахи. Могу по запаху
восстановить воспоминания, как индеец племени сиу. Индейцы завязывают в пояс
сухие травки, а потом нюхают их и вспоминают все хорошее, что с ними связано, а
я, когда вдыхаю запах гвоздичного дерева, сразу представляю себе бабушку,
свежие пироги и уютную лампу над столом на кухне.