Богатство - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пикуль cтр.№ 31

— Искренно тронут любезностью. За ваше здоровье?

Выпили и заели водку волчатиной.

— А ведь и в самом деле вкусно…

Исполатов задымил папиросой. Прищурился.

— В ответ на ваше доверие я все-таки расскажу вам, почему я оказался здесь. Прежде Камчатки в моей судьбе был Сахалин. Причем на Сахалине, как вы и сами догадываетесь, я не был путешественником… Хотите выслушать самую банальную историю?

— Если вам не будет тяжело вспоминать.

— Я ничего на собираюсь вспоминать — я собираюсь только рассказывать… Вышел в офицеры. Женился по страстной любви.

Заметьте — первой! Девушка из хорошего петербургского дома. Выпущена из Смольного с отличием. Играла на арфе, танцевала с газовым шарфом и обожала алгебру. А у меня был денщик. И вот однажды я возвращаюсь из офицерского собрания. В спальне я застал ту сцену, которую в романах почему-то принято называть «известным положением»… Что бы вы сделали на моем месте?

— Наверное, поспешил бы удалиться.

— Как все просто у вас! Повернулись и ушли… Не-е-ет, я вынул револьвер.

Выпив водки Исполатов продолжил:

— Тогда был громкий процесс, о котором много шумели в газетах. Кто писал — жертва рока, кто писал — изверг? Дали мне десять лет, и я сказал судьям: «Спасибо». Привезли в Одессу, оттуда морем — на Сахалин. Помню, проплывали волшебные страны, даже не видя их. С берега доносило ароматы цветов, звучала незнакомая музыка. А мы сидели в клетках, как звери, каждый вечер дрались из-за места подальше от зловония параши. Ну-с, прибыли. Каторга. Ничего особенного. Но каторга всегда нуждается в образованных людях. Меня назначили на метеостанцию. Замерял температуру воздуха и направление ветра, хотя никому это не было нужно. Я, поручик лейб-гвардии, сдергивал шапку перед всякими хамло надзирателями…

Исполатов умолк, вертя в пальцах пустой стакан.

— А дальше? — напомнил Соломин.

— Дальше? — переспросил траппер как-то отвлеченно.

— Дальше меня освободили… досрочно, — добавил он торопливо. — А куда деваться? Родные постарались забыть, что я существую. Путь в армию (о гвардии и говорить не приходится!) отрезан. Возвращаться на родину, извините, стыдновато. Ну, и махнул сюда — на Камчатку. Умение стрелять без промаха пригодилось, теперь живу с охоты и даже не беден…

Выслушав его исповедь, Соломин произнес:

— Выходит, у вас такая история случилась вторично? Тогда двух и сейчас опять двое…

Да, получились дуплеты. — Сказав так, Исполатов мрачно дополнил: — Я же говорил вам, — что это — рок!

Было уже полтретьего ночи, когда они, погасив свечи, разошлись по комнатам спать. Каждый чувствовал, что осталось между ними что-то сознательно не договоренное.

Соломин прервал тишину:

— Я забыл вас спросить: где вы были все это время?

— В бухте Раковой — в лепрозории.

— Вот как? Разве вы не боитесь проказы?

— Это надо еще доказать, проказой ли больны те несчастные, что живут в Раковой! Вы, конечно, знаете Трушина? Порою мне кажется — Трушину просто выгодно, чтобы в лепрозории собралось побольше народу. Они там выращивают овощи, ставят силки на птицу, а милый доктор живет с их трудов вроде фараона.

— Надо бы мне съездить в Раковую и разобраться в тамошних безобразиях,

— сказал Соломин. Исполатов ответил ему из потемок:

— Все-таки воздержитесь… не советую.

— Ну, хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи и вам, господин Соломин…

Оба уснули. Было еще совсем темно, когда Исполатова и Соломина разбудил лай собак — кто-то с улицы барабанил в двери.

Камчатку ожидала новость…

За горами, за морями да за синими лесами лежит Камчатка, будто отрезанный от каравая ломоть. Но прежде чем потревожить дремучие камчатские сны, мы, читатель, ненадолго возвратимся назад — в февраль 1904 года…

Снова разложим карту: там, где величавый Амур впадает в горло Татарского пролива, на самом стыке Японского и Охотского морей, подымливает трубами Николаевск-на-Амуре, по тем временам гиблая «дыра», но «дыра» уже с некоторой претензией. Городок, вообще-то, никудышный, хотя лри гарнизоне и батареях. Населен военными, казаками да ссыльными. Летом еще заходят сюда бравые миноносцы, ватага матросов на день-два оживит Николаевск непомерным буйством страстей, а потом опять — играй в «подкидного дурака» или пляши сам с собой «восьмерку».

В первые дни февраля 1904 года на почте Николаевска-на-Амуре было не протолкнуться: готовился массовый разъезд почтальонов по гигантским просторам Охотского округа, что лежал за Амуром в девственной тиши. Среди множества мешков с почтой была и полетучка для Петропавловска-на-Камчатке.

Почтовый чиновник, белобрысый парень в кургузом мундирчике, поспешно накладывал сургучные печати, ловко штемпелевал дорожные бумаги к отправлению в такую даль, словно на тот свет их готовил. При этом он скороговоркой выпаливал:

— Здесь ли Никифор Лемешев? Здорово, браток. Кажись, тебе до Аяна катить?.. Хватай вот эту полетучку, сдашь в Аяне тунгусу Ваське, пусть гонит ее далее — до Охотска…

Почта! Древнейший каторжный труд множества безвестных людей, особенно в таких вот местах, как эти… Сначала лошадки бежали по зимнему тракту, почтальон пальцем выковыривал из лошадиных ноздрей длинные, как морковки, ледяные сосульки — иначе падут лошади! Убогие деревни сгинули позади, будто их никогда и не было; заполняя горизонт, распростерлась белая ширь, и почтальон пересел на собак. Через три недели Лемешев достиг Аяна, зазнобленного среди высоких гор на диком берегу моря Охотского. Полетучку перекинули в свежие нарты.

Тунгус по имени Васька повез новости далее. От Аяна до Охотска еще полтысячи верст (масштабы такие, хоть плачь или радуйся). Все чаще встречались оленьи следы, а за ними, как правило, тянулась торопливая побежка волков, готовых рвануть живность за горло. И все реже встречались в пути дорожные «поварни», в которых вместо дверей были растянуты звериные шкуры. Неделями Васька ночевал у костра, дремали в снегу, сторожа уши, собаки. Уже пошел второй месяц, как полетучка выехала из Николаевска, а почтальон только сейчас достиг желанного Охотска (городок в 35 домишек с годовым бюджетом аж на 140 рублей!) Отсюда марафонская эстафета продолжалась.

Теперь якут Никодим Безруков гнал упряжку до стойбища на безвестной реке Магадан и там сдал полетучку юкагиру Паратунгу. Этому почтальону предстоял самый трудный участок пути — вплоть до реки Гижиги, в устье которой безмятежно догнивал старинный Гижигинск с церковью и господином исправником, а из всех фруктов, какие известны на планете, там произрастала лишь редька (да и то раз в три года все губили морозы). При въезде в городишко Паратунга увидел ряд открытых для отпевания гробов с покойниками, а земский исправник приветствовал каюра кулаком по зубам.