Она обратилась к детям со словами, как они решили, на иностранном языке. Ясно было только то, что в конце своей речи она о чём-то их спросила.
– Что она говорит? – поинтересовался Роберт, заглядывая в глубину своей куртки, где гнездился Феникс. Но прежде чем тот успел ответить, лицо седоватой дамы осветилось прелестной улыбкой.
– Вы пр-р-р-р-иехали из Англии?! – воскликнула она по-английски, но с очень сильным французским акцентом. – О, как я люблю Англию!
– Мез антре, то есть я хотела сказать – заходите. Антре донк тус – все заходите, все. Вытрите ноги об коврик, – и она указала на маленький коврик, лежавший у двери.
– Мы только хотели спросить…
– Я отвечу на все ваши вопросы, ну, входите же, пожалуйста.
Они вошли один за одним, тщательно вытерев ноги об очень чистый коврик, пристроив свой волшебный ковёр в укромном уголке веранды.
– Все лучшие дни моей жизни, – сказала дама, закрывая за ними дверь, – я провела в Англии. И сколько же времени я не слышала английской речи, которая так напоминает мне о моём прекрасном прошлом!
Такой горячий приём вызвал у ребят некоторое замешательство. Особенно смутились мальчики, глядя на красно-белый кафельный пол холла и на сверкающий зеркальной чистотой пол гостиной. Им показалось, что на них надето несколько пар ботинок и что топочут они отчаянно.
В торце полированного стола на скамеечке, поставленной на сиденье по виду очень неудобного стула с высокой спинкой, сидел маленький очень неанглийского вида мальчик. На нём был бархатный костюмчик с кружевным воротничком. Роберт скорее согласился бы умереть, чем надеть такое.
– Ой, как красиво! – воскликнули дети в один голос. Однако имелся в виду не бархатный мальчик, а маленькая зелёная ёлочка, поставленная в красный цветочный горшочек. На ней висели очень милые украшения, сделанные из фольги и цветной бумаги. К веткам были прикреплены тоненькие свечки, но они пока не были зажжены.
Ребята уселись на поставленных в ряд у стены жёстких стульях. А хозяйка, задёрнув шторы, взяла длинную красную свечу, зажгла её от каминного огня и одну за другой затеплила свечи на ёлочке. Французский мальчик вдруг крикнул: «Браво, ма тант!» А все остальные на своём английском прокричали: «Ура!»
Потом началась какая-то возня за пазухой у Роберта и оттуда выпорхнул Феникс. Он расправил свои золотые крылья и уселся на верхушке ёлочки.
– Ловите же, ловите его, – закричала французская леди, – он обожжётся, ваш прекрасный попугайчик!
– Не беспокойтесь, – успокоил её Роберт, – не обожжётся.
А французский мальчик захлопал в свои чистенькие ладошки. Но тётушка его всё беспокоилась, так что Феникс слетел с ёлки и зашагал по блестящей полированной ореховой столешнице.
– А он говорит? – спросила французская леди.
Феникс ответил ей на чистом французском: «Парфетман, мадам», что означало «Прекрасно, мадам».
– О, мой чудесный попугайчик! А может он ещё что-нибудь сказать?
И на этот раз Феникс заговорил по-английски:
– Почему, мадам, вы столь печальны в теперешние весёлые рождественские дни?
Ребята посмотрели на него с удивлением и ужасом. Даже самая младшая из них, Джейн, и то знала, что это страшно невоспитанно: заметить, что кто-то из незнакомых плакал, а тем более интересоваться причиной.
Леди заплакала снова, назвала Феникса бессердечной птицей и все никак не могла найти носовой платок. Антея протянула ей свой, но он был ещё влажный и от него было мало толку. Потом Антея крепко обняла французскую леди, и это помогло гораздо больше, чем мокрый платок. Через какое-то время та перестала плакать, нашла свой собственный платок и назвала Антею «ангелом».
– Мне так жаль, что мы появились в печальный для вас день, – сказала Антея. – Но на самом деле мы только хотели спросить, кому принадлежит тот разрушающийся замок на холме?
– О, мой маленький ангельчик, – всхлипнула леди. – Сегодня, как и сотни лет назад, этот замок принадлежит нам, нашей семье. Но завтра назначены торги, и я вынуждена продать его совсем чужим людям. И получится так, что маленькому племяннику Анри, который ещё пока этого не понимает, не достанутся ни замок, ни земли его предков.
– Но что поделаешь, – продолжала она со вздохом. – Маркиз, его отец, а мой брат, промотал кучу денег, и как ни ущемляет это мою фамильную гордость, я вынуждена признать, что и отец наш…
– А что бы вы сказали, найди вы кучу денег – сотни и даже тысячи золотых монет? – перебил её Сирил.
Французская леди печально улыбнулась.
– А, вас уже кто-то познакомил с этой старинной легендой! – сказала она. – Да, в самом деле, по преданию, один из наших далёких-далёких предков где-то спрятал в подземельях замка несметное количество золотых монет. Их хватило бы, чтобы обеспечить моего маленького Анри до конца его дней. Но ведь это только легенда…
Роберт стал рассказывать, что на самом деле знает место, а Джейн и Антея на всякий случай с двух сторон крепко обняли женщину, чтобы она на радостях не упала в обморок.
– Нет смысла объяснять, как мы добрались до сокровища, – говорил Роберт. – Это было бы вам трудно понять. Но мы можем показать то место, где золото спрятано, и помочь вам его забрать.
Она посмотрела на Роберта с крайним сомнением, машинально отвечая на объятия девочек.
– Он ничего не сочиняет, – подтвердила слова брата Антея. – Это правда, правда, чистая правда! Мы за вас все так рады!
– Вы ведь не позволили бы себе насмехаться над пожилой женщиной? – заметила она. – Или, может быть, я вижу вас во сне?
– Да нет же! – убеждал её Сирил. – Всё правда, всё так и есть, и я от души вас поздравляю.
Его как бы заученная предупредительность подействовала на леди больше, чем вопли и возгласы девочек.
– Ну, если я не сплю… Анри, ты остаёшься с Манон, а мы все идём к нашему приходскому священнику. Согласны?
Манон оказалась сморщенной старушкой с плотно повязанным красно-жёлтым платком на голове. Она взяла на руки засыпающего Анри, по-видимому, утомлённого впечатлениями: тут и ёлка, тут и незнакомые гости.
А французская леди, надев чёрный облегающий плащ, восхитительную чёрную шляпку и деревянные башмачки поверх домашних тапочек, повела всех по улице к такому же беленькому домику. Там жил священник. Он учтиво пригласил всех войти, спрятав за своей учтивостью крайнее удивление от такого необычного визита.
Французская леди, с чисто французской жестикуляцией и подёргиванием плечами, и, конечно же, на чисто французском языке пересказала священнику то, что она услышала от ребят.
– Он думает, – шепнул Феникс, – что от её горестей и бед она повредилась в уме. Как жаль, что вы не знаете ни слова по-французски!
– Я знаю кучу французских слов, – возмущённым шёпотом ответил ему Роберт. – Но это всё больше про карандаш сына садовника или ножичек племянницы пекаря. В учебнике всё попадаются такие слова, которые никому никогда не могут пригодиться.